Капли гадского короля - Татьяна Луганцева Страница 4

Мне тогда стало очень обидно! По большому счету у меня, кроме Гриши, тоже никого нет. Мне кажется, то, что мы растили его вдвоем, наложило свой отпечаток невольно. Я отношусь к нему с материнской любовью. Он похож на Владика, а так как мы с братом тоже были похожи, то, следовательно, Гриша очень похож на меня. Катя всегда смеялась, когда его принимали за моего сына, если мы гуляли втроем. В общем, потом Катюха извинилась передо мной, и мы вместе поехали провожать Гришу в аэропорт. Видели бы вы, как смотрели на нас проходящие мимо люди. Две тетки безумно рыдают на плечах у 12-летнего мальчика, который пытается их вразумить, обещая прилетать на каникулы, хорошо учиться и писать письма по электронной почте каждый день, не забывать чистить зубы и обязательно есть первое. Теперь мы не жалеем, что Гриша в Лондоне. Он прекрасно учится, делает большие успехи в информатике, полностью освоил английский, играет за сборную колледжа по волейболу, уже есть любимая девочка… – улыбнулась Тина, – мы гордимся им. Между прочим, свою тетю Тину он тоже не забывает, всегда шлет весточки и приветы для меня.

– Он приезжает на каникулы?

– Конечно! Зарплата Кати невелика, а авиабилет Лондон – Москва стоит дорого. Я все эти годы работала, ну знаете, то тут, то там… Ничего постоянного, но заработок был. Мама ругала меня за отсутствие целеустремленности, но я не могла всецело посвятить себя любимому делу, нам нужны были деньги. А любимому делу, за которое не платят, посвятила себя Катя.

– И чем же вы зарабатывали? – спросил профессор, которого явно заинтересовал этот рассказ. – Если об этом, конечно, можно рассказать.

Тина весело рассмеялась, откинув голову назад и тряхнув шелковистыми волосами.

– Ничего криминального и аморального, уверяю вас! Вы о чем подумали? Я работала танцовщицей в клубе без раздевания, просто в эротическом прикиде. Пригодились занятия в балетной школе, куда водила меня мама. Я была официанткой, даже выработала такую фирменную походочку, что мужчины-клиенты смотрели задумчиво вслед и оставляли хорошие чаевые. Я пела в одном клубе. Знаете, у меня неплохой голос, я ведь в музыкальной школе училась, правда, не окончила ее. Приходилось ночами учить тексты незатейливых песенок нашей попсы или даже блатную романтику, да, Казимир Натанович, именно так. Еще я имела наглость, зная свою способность точно воспроизводить облик человека до мельчайших подробностей на бумаге, рисовать портреты на продажу. Не поверите, платили хорошо.

– Охотно верю.

– Только не говорите о моем успехе на педсовете, они не одобрят, – предупредила Тина под улыбку профессора.

– Вы сказали, что брат ваш все же погиб?

– Да… последние месяцы мы не знали, где он. Влада обнаружили в каком-то притоне, умер он от внутреннего кровотечения, а под кайфом он не замечал ни боли, ни того, что ему плохо.

– И вы считаете себя виноватой?

– Да, в глубине души. У Кати вся жизнь наперекосяк. Она так и не вышла замуж. У нее даже и романов-то не было. Она стала замкнутой. Я считаю, что я не могу быть счастливой, пока она несчастна. Глупость, конечно, но все же… – посмотрела на профессора Тина. Его мнение значило очень много для нее, она ни с кем еще не была столь откровенна.

– Не думаете ли вы, Кристина, что вы сполна рассчитались за то, что сами и не совершали? Ваша семья всю жизнь помогала Кате.

– Наша семья и ввергла ее в пучину несчастий.

– Не ваша семья, а не отвечающий за свои действия наркоман. Кстати, сын стал смыслом ее жизни. Я правильно понял?

– Но больше в ее жизни ничего нет!

– Так же как и в вашей! Кому от этого хорошо? Вам? Может быть, вашей подруге? Какая она тогда вам подруга? Сколько лет Григорий в Лондоне? Два года? На каком вы курсе, Тина, в свои тридцать лет? На втором? Только сейчас позволили себе наконец пойти получить образование и заняться любимым делом? А ведь у вас на самом деле талант! Стали заниматься собой, когда вырастили и обустроили Гришу?

– Он мне ведь… как брат, старший умер, младший родился.

– Согласен. Он вам больше чем брат, но не кажется ли вам, Тина, что не вы или не только вы должны были танцевать, петь и разносить еду, если Грише нужны были деньги? Между тем ваша подруга училась и занималась любимым, безденежным делом. Почему у нее была эта привилегия?

– Думаю, я плохая рассказчица, раз у вас, Казимир Натанович, сложилось неверное впечатление о моей подруге. Она мне говорит все то же самое, что вы только что сказали мне, уже на протяжении многих лет. Проблема во мне, я не могу успокоиться, оправиться от шока и найти себя. И то, что я вообще пошла в институт, полностью заслуга Екатерины. Вы сейчас с ней познакомитесь, она сегодня зайдет за мной в институт.

– Было бы очень любопытно, – согласился профессор.

В этот момент у Тины в сумочке из черной замши и с двумя защелкивающимися металлическими шариками зазвонил телефон.

– Да, Катя. Нет, я еще не ушла. Ничего страшного, что задержалась. Я чудно провела время. Я жду тебя в аудитории номер семьдесят три, это второй этаж. Ну, все… пока!

Казимир Натанович прекратил все рассуждения по поводу Екатерины, чтобы не попасть в неудобную ситуацию, но с интересом поглядывал на входную дверь. Вскоре она открылась после вежливого стука и внутрь заглянула молодая женщина. Она сразу же произвела приятное впечатление, была классической, натуральной блондинкой, только, вопреки всем анекдотам, с умными глазами.

– Тина? – она вопросительно посмотрела на присутствующего в аудитории профессора.

– Все в порядке, Катя! Заходи! – поприветствовала ее Кристина. – Заходи и познакомься. Это – мой преподаватель живописи и чудный человек Казимир Натанович. Это Екатерина – моя подруга.

– Мне очень приятно с вами познакомиться, Кристина тепло отзывается о вас и ваших отношениях.

Дверь открылась шире и в аудиторию вошла Катя. Ростом ниже среднего, худая, про таких говорят «цыплячьей» комплекции, с длинными волосами, собранными в хвост, одета она была очень скромно: в длинную темно-фиолетовую вельветовую юбку и сиреневый джемпер из ангорки тонкой вязки. В руках Катя держала куртку-ветровку синего цвета и трость, на которую она опиралась, прихрамывая на левую ногу. Профессор сразу все понял: тот страшный случай нанес Кате не только моральную травму, но и сделал ее калекой. Теперь было понятно, что танцевать и работать официанткой она не могла. Ей действительно надо было получать специальность, чтобы работать головой и начинать хоть как-то жить. Вообще вызывало уважение, что Катя не села на пособие по инвалидности, а жила и работала, как все нормальные люди.

– Как вам Тина? Правда, она изумительно рисует? – улыбнулась Катя, отчего ее лицо просто расцвело.

– Она не верит в свои силы, я ей то же самое говорю. Вот, например, два рисунка, оба написаны акварелью, на обоих изображены олени, – профессор положил на стол перед подошедшей Катей два рисунка, – найдите отличия.