Победитель свое получит - Светлана Гончаренко Страница 4

Мать Ильи, Тамара Сергеевна Бочкова, не пропускала ни одной серии. Сегодня она всласть насмотрелась, как какой-то злодей топил знаменитую уроженку Нетска в громадной ванне. Актеры ловко тянули время сто восемьдесят четвертой серии. Сначала Тамара Сергеевна следила за утоплением в одиночестве, потом призвала сына. Илья тоже посидел, посмотрел, нащелкал горсть семечек. Барахтину за это время можно было прикончить раз тридцать, даже не будучи таким атлетом, как напавший на нее супостат. Однако супостат, обхватив череп Барахтиной огромной лапой, окунал его в воду без всякого результата: двужильная Барахтина выныривала вновь и вновь. Она хрипела, громко икала, плевалась, а когда уходила на дно ванны, выбрасывала над радужной пеной то одну, то другую крепкую коричневую ногу с растопыренными пальцами.

– Очень сильная драматическая актриса, – со знанием дела отметила Тамара Сергеевна. – Я старая театралка и разбираюсь в актерской игре. Барахтина еще в Нетске обратила на себя внимание. Играет потрясающе!

– Чего тут играть? – не согласился Илья. – Дрыгай ногами да ори.

– Илюша, ты не понимаешь! Это очень убедительная сцена. Ты слишком мало видел в жизни, чтобы судить. Вот если б хоть раз тебе что-то всерьез угрожало…

Это ему-то ничего не угрожало? Как бы не так! Да если бы не победоносный пробег по компьютерному замку и не груды поверженных там врагов, коленки бы дрожали до сих пор! И Димон с Серым, плюясь, скакали бы перед глазами.

Памятная дрожь, привязавшись еще на аллее, все еще давала о себе знать. Это значило, что все сегодняшнее было на самом деле, а не привиделось в отвратительном сне, какие донимают утром перед самым звонком будильника. Впрочем, будильник у Бочковых не звенел – он гнусаво издавал песнь из «Лебединого озера». Просыпаться под такую заунывную музыку было особенно противно.

Оставив Барахтину пускать пузыри до конца серии, Илья снова устремился в стылые лабиринты своего нордического замка.

Прошло с полчаса, прежде чем к Илье вернулось спокойствие и уверенность в том, что он всесилен. Он перестал думать о погоне, чувствовать сбитый подбородок и видеть перед собой странно вдумчивую морду дурашливой собаки.

Плевать на собаку! У самого Ильи в прекрасном нордическом мире имелся свой верный зверь – огнедышащий дракон, тоже черный и когтистый, но куда крупнее и свирепее любого пса. Илья подумал, не назвать ли дракона Снарком. Звучное имя! С драконом не мог сладить ни один враг, даже сама волшебница Изора, облаченная в железное бикини и море розового газа.

Илья щелкнул мышью и вызвал белокурую Изору. Она раскачивалась перед ним в портретном окошке, как лист на воде, – тонула, всплывала, сыпала искрами раскосых глаз и сулила чудовищные беды.

Да, все женщины замка восхитительны, даже злодейки. Их совершенство пугало Илью – он слишком пригляделся к бренной телесности живых красавиц. Чего-чего, а красавиц в «Фуроре» пруд пруди! Однако их прелесть уравновешивается обидными пороками – глупыми нарядами, плохо прокрашенными шевелюрами, резкими голосами, мокрыми носами с мороза.

А вот Изора во всем безупречна – так же как Тара, верная сообщница Ильи в лабиринтах замка. Куда до нее фуроровским дурам! Длинноволосая Тара бесподобно владела мечом, луком и нунчаками. Она щеголяла в мрачных разбойничьих ботфортах, дырявом мини-платьице из кожи и была намного краше самой Изоры. Илья, конечно, понимал, что никакой Тары не существует, что скроена она из примитивных грез неведомого разработчика игр и потому выглядит старательно выточенной из дерева, холодной и гладкой, как учительская указка.

Ну и пусть! Сам Илья, отправляясь на встречу с нордической нечистью, тоже мало напоминает собственное отражение в зеркале ванной. Во-первых, зовут здесь его не Ильей, а Альфилом, и лет ему не семнадцать, а никак не меньше тридцати. Он, высокий, атлетического вида блондин с тяжеленным подбородком и густыми бровями, не только носит во лбу сияющую Звезду Избрания – за плечами у него клубится бесконечный плащ, меч бьет без промаха, а враги на суше и на море трепещут от одного его вида.

В торговом комплексе «Фурор», где Илья уже три месяца работал грузчиком, его вид ни у кого не вызывал трепета. Зато его тут по-своему любили – и как самого младшего члена коллектива, и как сына Тамары Сергеевны Бочковой, Томочки, как все ее звали. Илья вырос в «Фуроре» – вернее, в безымянном гастрономе, куда лет пятнадцать назад попала Тамара Сергеевна после того, как ее сократили в библиотеке завода «Мехмаш». Ничего не скажешь, лихие были времена!

Библиотекарша Тамара Сергеевна устроилась тогда в молочный отдел. Все, всегда и везде ее любили – полюбили и здесь. Ее покладистость и мягкие манеры не выветрились за годы, проведенные за прилавком. Конечно, ее голос в гастрономе сильно окреп, но своих покупателей, как прежде читателей, она неизменно звала голубчиками, душечками и «моими хорошими». Знала она и целую кучу других ласковых слов.

Такое обращение многих голубчиков поначалу возмущало и отталкивало. Придя в себя, они невольно начинали скандалить и ругаться матом, но в ответ нарывались лишь на бархатный взгляд Томочки и ее милую улыбку. Улыбка никогда не сходила с Томочкиного лица – круглого и для молочного отдела адекватно белого, как сметана.

Постоянных покупателей в «Фуроре» больше всего было именно у Тамары Сергеевны. Своим голубчикам она так умела расписать прелести товара, что его хотелось не только купить, но и съесть на месте, жадно разгрызая упаковку. Даже если кефиру случалось уродиться пронзительно-кислым, а в йогурт производители перекладывали ароматизатора, идентичного натуральному (это, как известно, ацетон), Тамара Сергеевна распродавала все. И ведь она ничего от покупателей не скрывала – лишь перекисшее называла пикантным, а пересохшее плотным. Это была правда в той же степени, в какой ее клиенты могли считаться душечками. Переварив плотное и пикантное, бедолаги наутро вновь брели к Томочке, чтобы принять дозу теплых словечек, на которую они давно подсели. Их ждала очередная сметана, «перед которой домашняя просто вода».

Илюша Бочков водворился в молочном отделе одновременно с матерью. И он, розовый, хорошенький и послушный ребенок, быстро сделался всеобщим любимцем. Из гастронома он пошел прямо в школу. После уроков он обычно устраивался позади прилавка, решал задачки и строил замки из стаканчиков с йогуртом. В отличие от Тамары Сергеевны он был молчалив, зато в неимоверных количествах поглощал всякие молочные отходы – давленые сырки, кефир из раскисших пакетов и сметану из коробочек, которые дали течь.

Так шли годы. Из-за своего бело-голубого прилавка Тамара Сергеевна без всякого злорадства наблюдала, как библиотека «Мехмаша», откуда ее безжалостно вышвырнули, закрылась окончательно. Скоро и сам орденоносный «Мехмаш» обратился в прах и неживописные развалины. Он зарос бурьяном и выглядел теперь даже печальнее, чем остатки крепости XVII века – главной достопримечательности Нетска.

А вот заштатный гастроном, где осела Тамара Сергеевна, окреп и раздался, поглотив соседние химчистку, телеателье и цветочную лавку. Он сменил нескольких хозяев, получил звучное имя «Фурор» и смотрелся теперь вполне прилично, хотя далеко не элитно.