Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко Страница 38

Кабана они обошли сзади и спереди. Он в последний момент понял, что его берут, рванулся было в сторону, но на него уже набросились, завернули руки за спину и потащили к подкатившей повозке.

Сонька и Михелина, привлеченные каким-то шумом сзади, оглянулись и увидели, как Кабана уже заталкивали в повозку, и мать коротко бросила дочке:

— Так живут русские… Идем дальше.

Допрашивал Кабана следователь Потапов, с виду большой и добрый, а по слухам — чистый зверь. Он вошел в комнату, где сидел в наручниках вор, с тонкой папочкой в руке, обошел вокруг Кабана, как бы приглядываясь, с какого боку начать, грузно сел на стул напротив.

Протокол допроса вел младший полицейский чин Феклистов.

— Имя, — шумно выдохнул Потапов.

— Иван Григорьев.

— Род занятий.

— Рабочий.

— Какого завода?

Кабан взглянул на следователя, усмехнулся.

— А какого еще?.. Путиловского.

Потапов чиркнул что-то себе в блокноте, промурлыкал:

— Путиловский. Это мы проверим, — поднял на задержанного глаза. — Чем занимались на Невском?

— Как чем? — удивился вор. — Гулял.

— С какой целью?

— Не понял… господин… не знаю, как вас…

— Господин следователь.

— Хороший день, господин следователь, вот и решил прогуляться.

— По Невскому?

— По Невскому.

Потапов неторопливо развязал шнурочки на папочке, достал оттуда фотографию, протянул Кабану.

— Вам знакома эта дама?

Тот внимательно посмотрел на изображение, обрадованно улыбнулся.

— Кажись, знакома.

— Кто она?

— Эта дама?.. К нам приходил топтун, показывал ее. Велел, чтоб если что, сразу хомутнуть.

— Хомутнуть?

— Верно, хомутнуть.

— И кто же она, сия особа?

— Кажись, Сонька… Сонька Золотая Ручка. Знаменитая воровка.

Следователь забрал снимок, сунул его обратно в папочку.

— Все верно. Молодец. — Поднял на задержанного глаза. — А в каких отношениях вы с Сонькой Золотой Ручкой?

Кабан даже опешил.

— Я?.. Да вы че?.. Какие у меня могут быть отношения с этой… шмохой? Тем более с такой!

Потапов строго посмотрел на вора, медленно произнес:

— По нашим сведениям, вы отлично знали эту «шмоху», потому как были ее личным кнокарем.

— Я?.. Кнокарем Соньки?

— Вы атасили ее.

— Да вот вам крест! — истово перекрестился Кабан. — Это даже не придумать такое!.. Вот гляньте на мои руки — они железо пилят!

— Пилят, — согласился следователь. — Когда сейфы ломать надо. — Взгляд его становился все тяжелее. — Что ты, мразь, делал на Невском? У кого канал на хвосте?

— Ни у кого не канал!.. Ливеровал себе, и всех делов!

— Сонька в городе?

— Да не надо мне баки вколачивать, господин следователь! Почему я должен про Соньку гнать фуфло?

Потапов оглянулся на дверь, позвал:

— Введите!

Дверь открылась, и в комнату неуверенно, с опаской вошла Ольга-Слон.

— Знаешь этого чмыря? — кивнул следователь на Кабана.

— А как же! — кивнула та. — У Соньки был атасником.

— Ты сама у Соньки кем была?

— Прислугой.

— Значит, его видела, и не раз?

— Как только с кареты Сонька с дочкой выныривали, так они за ними тенью и шныряли.

Следователь повернулся к вору.

— Что, будем и дальше играть в непонятки?

— Господин следователь, — приложил большие ладони к груди Кабан. — Ни вас, ни эту бабку, ни тем боле Соньку я никогда не видел и видеть не желаю!.. Отпустите меня домой, там женка с детворой жрать хотят!

— Ступай, — махнул Потапов Слону, поднялся, остановился напротив вора. — Подумай и не спеша ответь… Сонька все еще в Питере?

— Господин следователь…

Договорить вор не успел — Потапов ударил его по лицу с такой силой, что голова Кабана резко дернулась назад, а сам он свалился со стула. Следователь принялся бить лежачего сапогами в живот и делал это так умело и сильно, что вор не успевал уворачиваться и только стонал от боли.

Ночь была лунная, безветренная.

Ольга-Слон, довольна пьяная, нетвердо шагала вдоль Карповки, басисто напевая полюбившуюся ей песню:

Боже, царя храни…

Увидела идущих навстречу двух мужиков, привычно протянула руку и заголосила:

— Господа хорошие, не пройдите мимо. Подайте милостыню одинокой, никому не нужной бабке… Сама из погорельцев, что под Великим Новгородом… Дети задохлись, муж спился…

Мужики — это были Улюкай и Артур — приблизились к ней, огляделись.

— Сейчас поможем тебе, сука…

Ольга от испуга шарахнулась, коротко вскрикнула, но воры крепко схватили ее, зажали рот, подняли над чугунными перилами Карповки извивающуюся тушу и бросили в мутную быструю воду.

Вокруг стояла тишина, лишь где-то вдалеке играла тальянка и подсвистывал веселый и хмельной народ.

При лунной и безветренной погоде дома Петербурга кажутся особо темными, пугающими, таинственными, а грохот проносящихся по булыжнику повозок делает город еще более тревожным.

Марк Рокотов сидел в карете недалеко от входа в ресторан «Бродячая собака» и терпеливо ждал появления желанного господина.

И он вскоре появился. Это был пан Тобольский.

Пан привычно толкнул тяжелую деревянную дверь и скрылся в подвальном помещении.

Поэт сунул извозчику деньги и не спеша зашагал к входу в ресторан.

Ресторан этот слыл любимым местом богемы, поэтому здесь было шумно, дымно и суетно.

Швейцар вежливо поклонился поэту, виновато объяснив:

— Просим прощения, сударь, но мест свободных нет.

— Меня ждут, — коротко ответил тот, отдал швейцару шляпу и направился в глубину зала.

По пути его узнавали, он кому-то пожал руку, кого-то просто поприветствовал издали, увидел в самом углу, за пустым двухместным столом, пана Тобольского, двинулся к нему.

— Добрый вечер, — произнес он, любезно поклонившись. — Мест свободных нет, поэтому не позволите ли разделить ваше одиночество?

Пан удивленно посмотрел на него, с иронией заметил:

— Вообще-то я люблю одиночество, и если разделяю его, то исключительно с дамами.