Моя малышка - Мэри Кубика Страница 37

Именно так представляю себе роды Уиллоу. Сижу в кожаном кресле со спящей Руби на коленях и смотрю на Уиллоу. Та молча пристроилась у окна и глядит на прохожих. Отсчитываю в уме четыре месяца – март, февраль, январь, декабрь. Получается, Руби появилась на свет в декабре. Картину дополняет грязный мокрый снег и пронизывающий до костей холод. Должно быть, когда во время родов у бедняжки шла кровь, она сразу же замерзала. Представляю на месте Уиллоу Зои. А ведь Уиллоу тоже чья-то дочь. Но где ее мать? Почему не защитила свою девочку от такой ужасной участи?

Уиллоу продолжает сидеть у окна. Волосы свесились на лицо, взгляд уже не такой усталый, как раньше, и кожа стала нежнее, ведь больше девушка не проводит целые дни на прохладном весеннем воздухе. Высокой Уиллоу не назовешь, примерно дюймов на шесть ниже меня. Когда стоим рядом, вижу ее затылок, где натуральные светлые пряди перемежаются выкрашенными в рыжий. Невольно вытягиваю руку и дотрагиваюсь до ее красной, воспаленной, покрытой коркой мочки уха. Уиллоу сразу побледнела и отпрянула, будто я ее ударила.

– Извини, – ахаю я, поспешно отдергивая руку. – Прости. Я не нарочно…

Смущенно умолкаю. Собравшись с мыслями, предлагаю:

– Надо полечить тебе уши. Неоспорин, наверное, поможет.

Температура у Руби окончательно не спадает, а тут еще и уши Уиллоу. Понимаю, что, пожалуй, все-таки придется обратиться к врачу. Через некоторое время Уиллоу робко просит разрешения взять мою книгу «Аня из Зеленых мезонинов». Конечно же отвечаю «да». Читать Уиллоу уходит в бывший кабинет Криса. Старый томик несет, прижимая к сердцу. Интересно, какие дорогие воспоминания у девушки связаны с этим романом? Уиллоу помнит текст настолько хорошо, что может свободно цитировать. Разумеется, можно задать прямой вопрос, но сразу представляю, как Уиллоу прячется под панцирем, сворачивается в клубок, точно броненосец или растение стыдливая мимоза, складывающая листья, стоит до нее дотронуться.

Соскальзываю с кресла и устраиваюсь за кухонным столом с ноутбуком и чашкой кофе. Руби по-прежнему лежит у меня на коленях, завернутая в одеяльце. Открываю поисковик и ввожу запрос «Жестокое обращение с ребенком».

Узнаю, что в нашей стране из-за домашнего насилия или небрежения взрослых каждый год погибают более тысячи детей. А обращений в социальные службы по этому поводу ежегодно набирается более трех миллионов. Тревогу бьют учителя, местные власти, друзья семьи, соседи, а иногда лица, пожелавшие остаться анонимными. Жестокое обращение может привести к физическому ущербу – сильные ушибы, трещины костей, раны, на которые необходимо накладывать швы, поврежденный позвоночник или шея, черепно-мозговые травмы, ожоги второй-третьей степени и так далее – список огромен. Эмоциональные последствия не менее тяжелы – даже у самых маленьких жертв бывает депрессия, дети начинают бояться взрослых, часто наблюдаются случаи асоциального поведения, пищевые расстройства, случаются попытки самоубийства, подчас психологическая травма провоцирует раннее начало половой жизни. И, как следствие, весьма вероятна беременность в подростковом возрасте. Сразу представляю беременную Уиллоу. Те, кто в детстве подвергался домашнему насилию, чаще страдают алкоголизмом и наркозависимостью, становятся участниками противоправных действий. Школьная успеваемость таких детей намного ниже, чем их ровесников, растущих в благополучных домах.

Кто же отец Руби, думаю я, наливая себе вторую чашку и случайно закапав столешницу сливками. Взрослый любовник? Ровесник? Учитель, который принудил ее силой, воспользовавшись властью над учениками, или очаровавший наивную девушку улыбками и приветливостью? А вдруг это ее родной отец или отчим? Сосед? Брат?..

И тут вспоминаю, как Уиллоу упомянула про брата Мэттью. Того самого, который читал «Аню из Зеленых мезонинов». Может, он и есть отец ребенка? Тут слышу шаги Уиллоу и поспешно захлопываю ноутбук, чтобы она не увидела страшных слов на экране – «избиение», «сексуальные домогательства», «изнасилования». Едва переводя дух, встаю и пытаюсь принять небрежную позу, однако явно переигрываю. Уиллоу спрашивает разрешения включить телевизор. Конечно же, отвечаю, что она может смотреть все что захочет, но только звук пусть сделает потише. Уиллоу устраивается в кожаном кресле и включает «Улицу Сезам», программу для малышей, которую Зои в последний раз смотрела года в четыре. Предпочтения Уиллоу кажутся мне очень странными, не знаю, что и думать.

Но постепенно мысли об Уиллоу отступают. Сосредотачиваю все внимание на Руби. Вместо того чтобы думать о несчастных детях, с которыми плохо обращаются, планирую большой шопинг. Надо купить кресло-качалку – так удобнее укачивать младенца. Теперь не гадаю, откуда взялся желтый синяк на голове у Уиллоу, а представляю, как сижу с Руби на руках у большого окна в эркере и смотрю на падающий дождь.