Моя малышка - Мэри Кубика Страница 36

Утром Зои неохотно подбирает для Уиллоу другой наряд – черные легинсы, которые дочке слишком коротки, а гостье будут еще короче, – и спортивную кофту, забрызганную краской. В прошлом году Зои в ней ходила на рисование.

– Зои, – укоризненно произношу я, – она же вся грязная.

– Ладно, – отрывисто бросает дочка, сдернув с вешалки запасную форменную кофточку и сунув ее Уиллоу в руки. – Держи.

Девочки завтракают кукурузными хлопьями, потом Зои скрывается в ванной и одевается в школу. Руби крепко спит у меня на коленях. Наконец-то – с пяти часов утра малышка плакала и нервничала. Проснулась из-за вновь поднявшейся температуры. Когда ребенок плачет, его надо укачивать. Кресла-качалки у нас не было, поэтому я прижала малышку к груди и ходила с ней по квартире, пока Руби наконец не успокоилась, а у меня не разболелась спина. Но мелкие неудобства меня не смущали. Я испытала такое глубокое удовлетворение, когда Руби наконец устала кричать и медленно закрыла глазки.

Только тогда я опустилась в кожаное кресло. Сидела и не сводила глаз с чуть подрагивающих ресничек Руби, с ее крошечных пальчиков, крепко обхвативших мой большой палец. Смотрела на крошечную ножку, с которой на пол соскользнул кружевной носочек. Любовалась тонкими волосиками, пушком на головке, белой кожей. Сидела, как завороженная, и совсем потеряла счет времени. Забыла, что пора вести Зои в школу, а самой бежать на работу.

Не успела опомниться, а Зои уже стояла в дверях, набросив на плечо портфель. Дочка одета в куртку, застегнутую только наполовину. На запястье висит зонтик.

– Идешь? – спрашивает она.

Окидываю взглядом собственный наряд – халат и теплые тапки из овечьей шерсти.

– Мама! – рявкает Зои.

Только что заглянула в комнату и увидела, что я до сих пор в пижаме. Не двигаюсь с места, боясь разбудить Руби. С языка само собой срывается «тсс». Нельзя, чтобы Зои своими криками потревожила ребенка.

Дочка хмурится и с недовольным видом поглядывает то на часы, то на меня. Напряженная поза сменяется подчеркнуто расслабленной. Зои опускает плечи и горбит спину, рюкзак соскальзывает с плеча на локоть. Дочка вешает его обратно и выразительно вздыхает.

Шепчу:

– На работу сегодня не пойду.

Вот так, сразу, я приняла решение.

– В школу идешь одна, – прибавляю я, ожидая, что Зои сейчас запрыгает от радости. Дочка ведь давно упрашивала, чтобы я перестала ее провожать. Лучшая подруга Зои, Тейлор, ходит в школу сама, а моя Зои, получается, отстает.

Но восторгов что-то не видно. От удивления Зои открывает рот, потом с непередаваемым презрением интересуется:

– Как это – на работу не пойдешь? Ты ведь каждый день на нее ходишь.

Истинная правда. Даже когда у маленькой Зои был грипп, больничные брала крайне редко и только в самых исключительных случаях. Часто уговаривала остаться дома Криса, а когда муж не мог, звонили его родителям, живущим в западном пригороде. Если и они не имели возможности посидеть с внучкой, обращались к Грэму.

Но, глядя на крепко спящую у меня на коленях Руби, понимаю, что просто не могу уйти, и все тут. Мой палец по-прежнему зажат в пухлом кулачке.

– Много отгулов накопилось, – тихо поясняю я и напоминаю Зои, чтобы не забыла взять в школу обед. На кухне в бумажном пакете лежат «муравьи на бревне», вегетарианские пирожные из зелени с изюмом. С тех пор как Зои принялась «следить за весом», это ее излюбленное лакомство. Пытаюсь припомнить, следила ли я за весом в двенадцать лет. Очень сомневаюсь. Этот период у меня тоже начался гораздо позже, чем у дочки – лет в шестнадцать – семнадцать. Зои хватает пакет. Бумага громко хрустнула. Руби пошевельнулась и совсем чуть-чуть, едва заметно приоткрыла глазки. Потом потянулась и снова крепко уснула как ни в чем не бывало.

– Хорошего дня, – шепотом желаю Зои.

Дочка небрежно бросает:

– Пока.

Выходит в коридор, оставив дверь комнаты нараспашку. Приходится просить Уиллоу, чтобы закрыла. Надеюсь, Зои не забудет, что нельзя никому рассказывать про нашу гостью – ни одноклассникам, ни тем более учителям. Укрывать беглеца в течение более двух суток считается преступлением класса «А». Наказание – до года тюремного заключения, несколько лет условного срока или крупный штраф.

Но одно дело – знать, и совсем другое – думать, что все это может относиться к тебе. Трудно поверить, что сейчас к нам домой заявится полиция или что меня будут судить только за то, что помогла бедной девушке с ребенком. Интересно, где были эти хваленые полицейские, когда Уиллоу поставили огромный желтый синяк на лбу? Или когда ее совращал какой-нибудь похотливый тип? Интересно, как она рожала Руби? Неужели одна, ночью, в темном переулке, под ржавой пожарной лестницей и капающим кондиционером? Лежала, опершись об изрисованную граффити кирпичную стену, между кишащими крысами мусорными баками, а крики роженицы заглушал шум большого города.