Берлинское кольцо - Леонид Николаев Страница 37

– Ну, ну! – бесцеремонно потребовала Рут.

Он прошел и опустился на стул. Только теперь хозяйка заметила перемену в госте: на нем был офицерский мундир со знаками различия унтерштурмфюрера. Следовало бы поздравить нового лейтенанта, но Рут не посмела это сделать – слишком жалким и удрученным выглядел легионер в своем наряде. Для хозяйки и для самого гостя он был лишь маскарадом, попыткой походить на настоящего Исламбека. Оба хорошо это понимали, поэтому она тактично смолчала.

– Выпьете коньяку? – посоветовала «шахиня».

– Если нужно… – отдал себя во власть хозяйки гость.

– Нужно. Всем нужно при таких обстоятельствах, а вам – тем более.

Выпив коньяк, он застенчиво улыбнулся и попросил налить еще.

– Вы сказали, – облизывая губы после второй рюмки, напомнил нерешительно гость, – что в этом доме я найду друзей… Верных друзей…

– Да, конечно, – ответила она, придирчиво разглядывая унтерштурмфюрера. Мундир, естественно, мало интересовал ее, если не сказать большего, – совершенно не интересовал. Она разглядывала то новое, что появилось в легионере. Растерянность и страх были и прежде и составляли едва ли не главное качество ефрейтора. Сейчас к страху примешалась нетерпимая потребность избавиться от какой-то тяжести. Возможно, от того же страха или чего-то еще более гнетущего.

Инстинктивно Рут почувствовала, что должна принять тяжесть гостя на себя. Будь это только страх или даже что-то иное, связанное с одними лишь эмоциями, подобное желание у хозяйки не возникло бы. Но «шахиня» угадала другое, более важное и интересное, спрятанное глубоко и представляющее ценность, – тайну. Конечно, так просто легионер не поделится ею с «шахиней», вообще ни с кем не поделится. На простое, впрочем, она и не рассчитывала, хотя новоиспеченный унтерштурмфюрер и изнывает под тяжестью возложенного на него бремени и готов от него избавиться. Видимо, существует клятва или строжайший запрет. Того же Ольшера.

– И эти друзья мне помогут? – продолжал так же нерешительно гость, не замечая придирчивого и оценивающего взгляда «шахини».

– Безусловно…

– Пусть «отец» защитит меня… – под отцом он разумел президента – так было принято у туркестанцев. – Возьмет к себе… Я буду век благодарен ему…

В планы Рут не входило вмешательство третьего лица, а сейчас оно просто исключалось. Легионер – в лапах Ольшера и Дитриха, а это не лапы играющего котенка. К тому же сделана ставка именно на этого легионера, он введен в какую-то сложную комбинацию, и вывести его из нее не в силах никто, тем более какой-то Вали Каюмхан, теряющий дар речи от одного взгляда начальника «Тюркостштелле». Все бессильны, но безнадежность – плохая пилюля для легионера.

– Взять к себе… – задумчиво произнесла «шахиня». – Президент даже не предполагает о вашем желании… Это не так просто, милый унтерштурмфюрер! – Теперь она отметила его новое звание.

– Я понимаю… Я все понимаю… – согласился легионер, но глаза его не соглашались, они протестовали, они с мольбой смотрели на хозяйку. – Ведь «отец» облечен властью самим фюрером, его долг заботиться о своих сыновьях…

Рут оценила слова гостя как требование, и это рассердило ее.

– Вы хорошо осведомлены о долге и правах президента. Он действительно «отец» туркестанцев и действительно облечен властью рейхсканцлером. Однако власть его не распространяется на аппарат СС и управление имперской безопасности, а вы исполняете секретную миссию именно СС, так, кажется…

– Не знаю… Наверное…

– И чтобы избавить вас от этой миссии, необходимо вмешательство самого рейхсфюрера или хотя бы Шелленберга. Вам что-нибудь говорят эти слова? – торжественно произнесла Рут.

Да, они говорили, и не что-нибудь, а очень конкретное, способное повергнуть легионера в трепет.

– Неужели ничего нельзя сделать, совсем ничего?

– Почему же… – Она подошла к гостю и, как прошлый раз, тронула ладонью его жесткие волнистые волосы. Ей хотелось чуточку утешить унтерштурмфюрера, вызвать в нем новый прилив откровения и, может быть, нежных чувств, на которые, она знала, был способен этот не искушенный в жизни и истомленный одиночеством молодой легионер. – Почему же нельзя!

Он по привычке потянулся к ее руке, но Рут отдернула ее, мягко и в то же время решительно.

– Вы не находите, друг мой, что в доме президента не следует быть слишком смелым, хотя он и «отец» туркестанцев, а вы «сын». Не так ли?

Унтерштурмфюрер боязливо стих и потупился, как мальчишка, уличенный в недозволенной шалости.

– Извините…

Рука снова прошлась по волосам его, теперь медленнее и нежнее. Задержалась надолго у виска, отдавая тепло и едва уловимый трепет пальцев.

– Госпожа… – зашептал сбитый с толку и совершенно растерянный унтерштурмфюрер. – Я раб ваш!..

– Ну, ну… Зачем так! Просто друг… И этому другу я постараюсь помочь, если он скажет, где найти его, когда помощь подоспеет…

…Он назвал в тот вечер второй километр Берлинер ринга. Тот самый лес при дороге, который укрыл его от дождя и мнимой погони в осеннюю ночь сорок третьего года.

«Шахиня» умела находить следы, как бы сложны они ни были и как бы далеко ни вели. Впрочем, второй километр не такая уж даль, да и день выдался тихий и довольно теплый, располагающий к прогулке.

Прежде Рут никогда не замечала в себе потребность быть ближе к природе, наслаждаться ее безмолвной красотой и безмятежностью. И вдруг обнаружила такую потребность. В дорожном костюме, чем-то схожем с охотничьим, она вошла в лес и углубилась в путаницу сосен, елей, тропок и полянок. Взгляд ее ловил приблекшую по осени хвою, теплую киноварь сосновых стволов и серебристость молодого ельника – все было молчаливо спокойным и грустным. Рут прошла сквозь лесную гряду, вслушиваясь в неясные шорохи и ловя еще не родившиеся шаги того, кто должен был ее встретить. За деревьями, вдали, светилась серой лентой дорога и угадывались блеклые пятна особняков.

Унтерштурмфюрер появился оттуда, со стороны дороги, торопливый и взволнованный. Он долго жал протянутую «шахиней» руку, долго благодарил за доброту и внимание. Улыбался трогательно и восторженно. Ей показалось, что это вызвано не только ее посещением потсдамского леса и даже вовсе не ее посещением.

– Вы знаете, что мы оставили Киев? – сказала она огорченно и в то же время настороженно.

– Да, все говорят, – кивнул он. – Но какое это имеет значение – вы здесь!

Оказывается, страшная весть для нее, немки Рут Хенкель, никак не звучала для унтерштурмфюрера – туркестанца в форме немецкого офицера. Вот как складывается судьба друзей, подумала она. И мы должны еще заботиться об их благополучии, спасать заблудших «детей»! Впрочем, она лично не заботилась о чужом спасении. Другие мотивы привели «шахиню» в лес…

– Вы все еще нуждаетесь в помощи президента? – спросила она, когда под ногами потекла спокойная и неторопливая лесная тропа.