Полночь в Часовом тупике - Клод Изнер Страница 37

— Я ученик Шарля Таллара. Вы не по моему поводу здесь, а? Меня зовут Гийом Массабьо.

— Почему вы не на занятиях?

Гийом Массабьо выдал в ответ первую пришедшую в голову чушь, выражавшую между тем его потаенные стремления.

— Это из-за отца, он вчера скончался от апоплексического удара.

— Соболезную, мой мальчик, — сказал Виктор, весьма удивленный, что сиротинушка ничем не показывает своего горя. — Поскольку директор вашего лицея сегодня не пришел на работу, не могли бы вы показать мне, где жил ваш преподаватель?

— Ну вот это вряд ли, зато я знаю, где он торчал целыми днями: в кафе на улице Жоффруа, называется «Фасоль». Развлекался там с Вилфредом Фронвалем, старым похотливым чемпионом по домино.

Виктор поблагодарил подростка, который оказался вполне неплохо осведомлен о привычках покойного, и тут вновь удивился, почему парнишка не носит траурную повязку.

Гийом Массабьо посмотрел ему вслед.

— Гори в аду, Шарль Таллар. Это тебе расплата за то, что ты издевался надо мной и даже выгнал на три дня из школы.

«Фасоль» больше напоминала кабаре, винный погребок. На ярко-алом фасаде выделялись черные двери, покрытые рисунками в виде нот и скрипичных ключей. Повсюду были расставлены и развешены арфы, флейты, гитары и сверкающие золотом трубы. Для всех и каждого, чтобы знали, под названием был написан девиз заведения:

Если выпить к нам бокал заведет дорога —

Знай, что музыку у нас нужно чтить, как Бога.

В небольшом зальчике три одиноких постояльца потягивали свои напитки. Аппетитный запах риса с креветками защекотал ноздри Виктора. Он подозвал официанта в голубом переднике. Тот, невзирая на то, что ему было явно за пятьдесят, хотя его и молодили соломенный чубчик и улыбка во весь рот, с юношеской резвостью подскочил к Виктору. Передвинув аккордеон на бедро, он исполнил:

Кто же поздно к нам зашел,

Кто же, милые друзья,

Был он весел, вижу я,

Только вот ни с чем ушел…

— Извините, что?

— Это я в стихотворной форме предупреждаю вас, что, если вы хотите поужинать, ничего не выйдет!

— Ну что поделаешь, довольствуюсь бокалом вермута с черной смородиной, — ответил Виктор, хотя желудок его протестовал изо всех сил.

Выпьем вместе, выпьем тут,

На том свете не дадут,

— пропел официант.

Вдруг откуда-то раздался высокий пронзительный голос:

— Корнелиус, спойте лучше этому запоздалом клиенту:

Люблю я галеты, люблю пирожок,

Куснуть бы его за румяный бочок!

Крупная женщина в красном потрепанном парике, одетая в национальный бретонский костюм, выскочила из кухни. Она не собиралась лишить себя удовольствия покрутиться в обществе такого симпатяги с тонкими усиками и блестящими глазами,

Это Анна Бретанская,

Королева в сабо,

— промурлыкала она, усаживаясь перед Виктором. Потом неожиданно воинственным тоном бросила вызов:

— Какая тональность? Давайте, отвечайте!

— Ну…

Она принялась искушать:

— Если угадаете, будете накормлены… Ну, прислушайтесь, сосредоточьтесь…

На волынке играя,

— Итак, какая тональность?

— До минор, — предположил Виктор.

— А вот и нет! Проиграли.

Возвращалась домой, —

С издевкой в голосе допел официант Корнелиус.

— Должен ли я после этого понять, что вы напечете мне блинов? — угрюмо спросил Виктор.

— Без вопросов, очаровательный невежда, вы находитесь во дворце дамы-тартинки, урожденной Каролины Монтуар, чей дед по матери был уроженцем Дуарнене, но все предки по отцу из Севильи, оле!

У любви как у пташки крылья,

Ее нельзя ни-и-икак поймать…

— пропела она, достигнув редчайшей пронзительности на верхах. А затем устремилась на кухню.

— Эмма Кальве по сравнению с ней микроб! — с уверенностью заявил Корнелиус.

Пальцы его пробежались по клавиатуре аккордеона.

— Хозяйка сама приготовит вам порцию паэльи, это честь, которой удостаиваются только высокие гости.

Трое других клиентов только смиренно вздохнули. И пяти минут не прошло, как Каролина Монтуар появилась с блюдом, завернутым в полотенце. Корнелиус принес приборы, и тарелка Виктора наполнилась паэльей, а его стакан — рубиновым вином.

— Чтобы не нарушать старинную традицию, я чокнусь с вами, — объявила хозяйка, усаживаясь на стул напротив Виктора. — За ваше здоровье! Какими судьбами оказались у нас?

Виктор, с набитым ртом, судорожно прожевал и постарался объяснить с максимальной любезностью:

— Ваше кафе неудержимо привлекает внимание. Однако честность заставляет меня признаться вам, что…

— Та-та-та, я вас умоляю…

Судьба, судьба, о роза в грязи!

— пропела она

— Я журналист, я пишу статью про убитого Шарля Таллара, который, как вы наверняка читали, был убит!

— Бедный паренек! И что его понесло на Монмартр?

Когда покидает тело душа,

Она улетает, крылами шурша,

И шепчет: о бедное тело,

Покидать я тебя не хотела!

— Один из его учеников был настолько любезен, что указал мне ваше заведение и рассказал, что здесь частенько бывает некий Вилфред Фронваль.

Каролина Монтуар возмущенно вскочила. Лицо ее было искажено от гнева.

— Он не солгал вам! Сколько я ни старалась показать ему свое недовольство, сколько ни смотрела на него волком, на этого филателиста на пенсии, а он все таскается к нам и таскается! Извращенец несчастный! Позор для всего мужского рода! — проорала она.

Корнелиус изобразил на своем инструменте легкомысленный мотивчик, и по его игривой физиономии было понятно, что г-н Фронваль ему скорее симпатичен.

— Тем не менее, мне надо с ним увидеться.

— Тут я ничем не могу вам помочь, знать не знаю, где он живет. Растворяется, понимаешь, в природе — верный знак, что совесть нечиста! Kenavo [44], все это домино. Terminado [45], ужин окончен, я закрываюсь, чпок! Рассчитайтесь с Корнелиусом.

Виктор вконец растерялся, но на всякий случай все-таки положил свою визитку на стойку на случай, если Вилфред Фронваль все же заглянет сюда. Корнелиус, впечатленный размером чаевых, заговорщицки подмигнул ему.