Упавшая с небес, или Жить страстями приятно - Юлия Шилова Страница 37

Я с размаху ударила кулаком по столу, чем привела американца в замешательство. Он даже вздрогнул.

– Ты же ничего не знаешь, – пьяно замотала я головой. – Да что ты вообще знаешь? Ничего! Неужели у меня никогда не будет нормальной жизни? Ты когда-нибудь ощущал страх? Хотя бы раз? Только не такой, как бывает у всех, а настоящий, похожий на ужас. Я не знаю, что мне делать. Кричать от собственного бессилия, на себе рвать волосы?!

– Тебе надо лечить? – спросил перепуганный американец. – Может, взять еще коктейль?

– Да пошел ты к черту вместе со своим коктейлем! Думаешь, если я напьюсь, то заглушу свою боль?! Я уже пробовала, и у меня ничего не получилось. Нет такого лекарства и никогда не было. Еще не придумали. – Я окончательно упала духом. – Знаешь, до поездки в Америку я была совсем другая. Меня вообще ничего не волновало. Никто не мог достучаться в мое сердце. Никто. Я жила сама по себе. А теперь, теперь все совсем по-другому. У меня есть дочь. Понимаешь, дочь. Она красивая, чудная, но еще совсем крохотная. Я очень ее люблю. Ты даже не представляешь, как я ее люблю! У тебя есть дети?

– Нет, – покачал головой американец. – Пока нет.

– Тогда ты ни хрена не поймешь.

– У меня есть младший брат, – сказал американец.

– Это совсем другое. Ребенок, это ребенок… А братья или сестры… Знаешь, меня разлучили с ребенком. Ну скажи, разве можно разлучать мать с дочерью?! Конечно, нет. А эти гады… Им все равно, потому что в них нет ничего человеческого. Ничего… Возможно, это божье наказание за то, что еще совсем недавно я мечтала от нее избавиться.

Замолчав, я представила себе злосчастную плетеную корзину, лежащую в ней сонную малышку и с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Меня буквально трясло.

– Тебя мороз?! – испугался американец.

– Это не от холода.

Не сдержавшись, я опустила голову на руки и тихонько заплакала. Он растерянно взял меня за руку и нежно ее погладил. От этого теплого и дружеского жеста я почувствовала себя еще хуже и зарыдала во весь голос.

– Я отчетливо понимала – из моей жизни исчезло настолько важное, что все мое дальнейшее существование становилось бессмысленным. Я никогда не свыкнусь с мыслью, что у меня больше нет дочери. Воспоминания, что я бросила ее на чердаке с совершенно чужой женщиной, которую так глупо посчитала своей подругой, никогда меня не покинут, и я не смогу ходить по земле с таким страшным грузом на душе, – есть, спать, смотреть телевизор, встречаться с мужчинами, притворяться, врать самой себе и делать вид, что все хорошо. Ведь я сама бросила свое дитя на произвол судьбы. Теперь мне не нужно рассказывать, что такое настоящее горе. Теперь я знаю это не по наслышке.

– Хорошая погода, – напомнил о себе американец и потрепал меня по плечу.

Я подняла голову и увидела, что дождь прекратился, ветер стих и выглянуло солнышко.

– А это точно мебельный магазин? – спросила я.

Он расплылся в улыбке, галантно продемонстрировав блистательную фарфоровую челюсть, чем натолкнул меня на мысль, что в Америке все улыбаются по поводу и без него.

– Магазин занимать второй этаж. А первый – бар.

– А может, тут рядом есть еще один мебельный магазин?

– Есть, но он не рядом. Нужно пройти.

– Сколько?

– Что?

– Я говорю, сколько нужно пройти?

– Километров пять.

В этот момент двери распахнулись и на пороге появилась растрепанная и промокшая Галина с плетеной корзиной в руках. Я бросилась навстречу.

– Поосторожнее, Динку разбудишь! – не на шутку перепугалась она.

– А ты почему так долго?! Тут идти ровно пять минут. Где тебя черти носили?

– Ты видела, какой был дождь?

– Видела. Ну и что?

– Ничего. Если бы я в такой дождь с ребенком пошла, у малышки уже было бы воспаление легких.

– Так дождь черт знает когда пошел, а что ты делала до этого?

– Я кормила ребенка.

– Где? – уже тише спросила я.

– В одной забегаловке. Динка проснулась и начала кричать, что мне оставалось делать? Пришлось ее накормить.

– Ну и чем ты ее накормила?

– Конечно, смесью, чем же еще…

Я подошла к корзине и тихонько приподняла марлю. Малышка мирно покапывала. Рядом с ней лежала бутылочка со смесью, закутанная в салфетку, в ногах – уже распакованная пачка памперсов.

– Вот и памперс новый надела, – продолжала оправдываться подруга. – Она еще навалила целую кучу. Девчонка растет прямо на глазах. Ходит по большому, как хороший мужичок.

– Сам ты мужичок, – рассмеялась я и протянула руки к корзине.

– Ты чего?

– Ничего. В конце концов, это мой ребенок, я хочу сама ее нести. Послушай, а к тебе братки на хвост не сели?

– Они вообще не обратили на меня никакого внимания.

– Это хорошо. А то я уже подумала…

– И что ты подумала?

– Я подумала, что ты меня продала.

– Дура, ты, дура. Ничего ты так и не поняла.

– Поняла. Еще как поняла, – счастливо улыбнулась я, прижимая корзину к груди.

– И что же ты поняла?

– Я поняла то, что ты настоящая подруга и что я очень сильно тебя люблю.

– А еще?

– А еще, что я беру все свои слова обратно. Все до единого. Клянусь. И прошу у тебя прощения за то, что в тебе усомнилась. Ей-богу, прости.

– Прощаю. – Галина слегка приобняла меня за плечи и прошептала: – Знаешь, когда мы с Динулькой приедем к тебе, я сделаю все возможное, чтобы вернуть все на свои места. Я верю, настанет время, когда стану для тебя не только подругой, но и самым настоящим другом, а может быть, и кем-то более близким.

– Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. – Я совершенно успокоилась и подмигнула не сводящему с нас глаз американцу.

– А это что за супермен? – ревниво спросила Галина.

– Это Сэм.

– Какой еще Сэм?

– Самый обыкновенный. Я с ним познакомилась, пока ждала твоего возвращения.

– Хорошенькое дело! Получается, тебя вообще ни на минуту оставить нельзя. Пока я кормила голодного ребенка, подмывала ее и меняла памперс, ты не теряла времени даром и завела интрижку?

– Это не интрижка, а разговор по душам. Я уверена, что Сэм не понял и половины из того, что я ему рассказала. У него же свой американский ум, которым он никогда не постигнет русскую душу.

– И нечего ему ее постигать. Твоя душа должна быть открыта только для меня. А для всех других это должны быть самые настоящие потемки.

– Господи, Галька, какая же ты ревнивая…