419 - Уилл Фергюсон Страница 36

«Матерь наша, сущая на небеси».

Вонйингхи, Богиня превыше всех Богов, создательница всего, что есть, и всего, что будет, небожительница, далекая от земного и приземленного, равнодушная, высокомерная даже, но вечно бдительная. Главенствует на последнем суде над живыми, что копошатся внизу.

— Все мы, прежде чем войти во чрево, уговорились с Вонйингхи. Перед зачатием Она призывает душу, — отец мальчика сказал «теме», нечто между миром духов и физическим миром, — всякого человека.

Каждой душе, каждой теме назначена своя судьба.

— Обретет ли человек богатство и радость, будет беден или состоятелен, болен или здоров, слаб или силен, плодовит или бесплоден. Все предначертано.

Вся твоя жизнь написана, выстроена как сказка. И твой характер. Будешь ли ты бийе-кро, решительным, или торо-кро, кто языком треплет, а до дела не доводит; будешь вождем или слушателем, борцом или зрителем, королем или трусом, олоту или су. [27]

На ветру, унесшем москитов, Ннамди с отцом чинили сети. Ннамди уже повзрослел, мог помогать, больше не играл в салочки с малышами.

— В воскресной школе всему не научат, — говорил отец. — Не скажут, когда ты умрешь. Христос не знает, но знает Вонйингхи. Все теме знают, когда скончаются. Это входит в уговор. Теме соглашается умереть, когда положено, покинуть тело. Потому что лишь тело умирает, Ннамди, а не теме. Теме уходит дальше.

Все зависит от уговора с Вонйингхи. Теме может войти в другое чрево и родиться заново. Или, если много грешила, печальным призраком, изгоем похромает зализывать раны в Деревню Мертвых. Дувой-йоу, как те грустные потерянные души, что придавлены камнями на британском кладбище.

— Отчего у одной женщины ребенок здоров, а у другой — мертворожденный? Отчего у одного мужчины раны воспаляются, а у другого заживают? Отчего один ребенок бесстрашен, а другой труслив? Отчего один малыш дуется, а другой щебечет, как птичка певчая? Все по уговору с Вонйингхи.

Поменять условия договора теме с Вонйингхи непросто. Но отец говорил, что возможно. Можно заново уговориться о своей судьбе — тут помогут прорицатели, женщины (а порой мужчины), у которых к Вонйингхи особый допуск.

— Они черпают знания в сновидениях. Умеют бросать жребий, читать знаки. Уламывают мелких богов, умоляют крупных. Знают, какие ритуалы отправлять, каких избегать. Какие нарушены табу, какие законы предков попраны, как искупить вину.

Эти прорицатели, эти буро-йоу призваны от рождения. Проявляется в раннем детстве — понимание междумира, различение подлинного и отраженного.

Прорицатели — противоположность колдунов диригуо-кеме с их магическими снадобьями.

Хижину прорицателя узнаешь без труда. Снаружи развеваются клочья волос и обрывки перьев. Под дверными косяками — кучки гладкой гальки, у двери глиняные урны и странные тюки. Проходя мимо, Ннамди замедлял шаг, смотрел в землю, опасливо, но завороженно прислушиваясь к шепоткам.

Но обиталище колдуна ничем не выделялось. Их магия — отмщение, а не справедливость. Яд, а не внушение.

— Диригуо-кеме действуют тишком, — предупреждал отец Ннамди, затягивая прореху в сети. — Собирают змеиный яд, наводят чары; умеют даже подчинять тех богов, что послабее.

В отличие от прорицателей, колдуньи и колдуны свою стезю выбирали сами.

— Уговор с Вонйингхи зла не терпит, — сказал отец Ннамди, вплетя последнюю заплату. — Мы рождаемся добрыми — но сами выбираем зло. Нам его жизнь навязывает. — Все нередко сводилось к этому стихийному противостоянию — буро-йоу против диригуо-кеме, прорицатель против колдуна. — Главное, — сказал отец Ннамди, — понимать разницу.

И на том урок завершился.

— Пора, — сказал отец. Церковные колокола пробудили в нем английский язык.

Отцовские взгляды совсем не совпадали с позицией местного священника. Священников, говоря точнее. Их тут перебывало немало. Мистер Баптист хлопнул дверью год назад — бросил кафедру, призвав всевозможные беды и удары молний на головы «вам, маловерным». Мистер Англиканец тоже не преуспел, а теперь в игру вступил целеустремленный и рьяный мистер Методист, говорящий с густым лагосским акцентом. В деревню его занесло, точно бродячую теме. Похоже, миссионеров хлебом не корми — только отправь в «глушь» дальней Дельты, к «страшным» и «диким» иджо побережья. Хотя, не уставали отмечать деревенские, страшны и дики вовсе не они, а Лагос и вся прочая Нигерия.

Мистер Методист молил их и заклинал — это он сам так говорил, «я молю и заклинаю вас» — отказаться от ребяческой веры в прорицания и колдовство:

— Вонйингхи — не Господь Всемогущий! А Сатана — не просто главный диригуо-кеме.

Ну само собой, кумекали деревенские. Сатана — это змей такой. Ясное дело: кобра плюется, черная мамба напружинивается в сумраке. Но те библейские демоны, что помельче? Черти всякие, сатанинские прислужники? Один в один диригуо-кеме.

— Нельзя задобрить Иисуса парой веточек, заговоренными перышками и завязанным черенком от листика. Я вас уверяю, Иисус — это не другое имя Вонйингхи. Начать с того, что Вонйингхи женщина. Жен-щи-на!