Десять басен смерти - Арно Делаланд Страница 36

Как некогда в Венеции, он проходил мимо Люцифера.

Мы приближаемся.

Пусть тебя ведет Баснописец.

«4. Поверните направо, пройдите между бронзовым Аполлоном и Лантеном и остановитесь у выступающего флигеля, откуда можно увидеть Вакха и Сатурна.

5. Спуститесь по правому пандусу оранжереи, пройдите по апельсиновой роще, затем прямо к фонтану, откуда можно полюбоваться на оранжерею. Идите в аллею больших апельсиновых деревьев, затем в крытую оранжерею…»

Здесь король предлагал свернуть.

Баснописец покидал ось иллюзорных удовольствий и бесплодных мечтаний. Он брал венецианца за руку, чтобы заставить его свернуть к западу, на путь честного человека, но не по прямой, возвышенной перспективе, ясной и элегантной, которую Пьетро обозревал, стоя на террасе. Нет, здесь был поперечный путь. Баснописец продолжал плести свою паутину, свое создание, и Пьетро следовал за ним, наполовину подчиняясь, наполовину соглашаясь, движимый инстинктом в той же мере, что и разумом.

«Куда же ты меня ведешь? В какое святилище, в какую империю, если не в свою собственную?» – думал он.

Обойдя сфинксов сзади, он пошел вдоль террас по направлению к Зеркальным бассейнам. Эти резервуары продолжали удивительную Зеркальную галерею, олицетворяя глубину души, порог раздумий. Они отражали как движения неба и светил, так и движения сердца. Зеркальные бассейны приглашали на внутреннюю прогулку, призывали вернуться к себе. В этом саду они шепотом звали в вечность, но водные струи напоминали о земном времени и о времени, текущем сквозь путаницу человеческих эмоций. И вдруг Пьетро начал догадываться – он боялся понять, в какое место его столь решительно завлекали.

«…и выйдите через вестибюль со стороны Лабиринта».

Перед тем как войти, он остановился.

Грабы, посаженные в Лабиринте, в высоту достигали более семи метров. В белой сорочке и французской куртке, с волосами, завязанными в узел на затылке, со шпагой и пистолетом на боку, Пьетро стоял как будто на пороге опасного и обманчивого царства, как Улисс на пороге мира, в котором он не мог отличить тень от света.

Именно здесь он когда-то гнался за первым Баснописцем.

Нить Ариадны… ведущая в Лабиринт!

Черная Орхидея положил ладонь на эфес шпаги.

Входит он в ад или в рай?

В садах стояло великое безмолвие.

Мир затаился.

Пьетро медленно переступил порог.

Он углубился в Лабиринт.

Созданный в прошлом веке, этот четырехугольник густого леса, украшенный разноцветными свинцовыми статуями, уже утратил былой блеск. Однако сами его истоки были овеяны поэзией; Лабиринт был детищем Ленотра и Шарля Перро, суперинтенданта королевских строений, тоже сочинителя. Когда-то он рассказал, как Амур, сделав комплимент Аполлону по поводу красоты версальских садов, попросил разрешения обустроить этот боскет. Сам Амур, воплощавший любовь, тоже представлял собой лабиринт, в котором легко было затеряться… Пьетро прищурился. На решетке у входа виднелись изображения Амура, автора нравоучений, державшего в руках нить Ариадны, и Эзопа, автора античных басен. Этот загадочный контраст между стариком Эзопом, уродливым заикой, который мог быть олицетворением мудрости, и молодым красавцем, носителем той же идеи, добавлял лесу пущей таинственности.

На пьедестале Эзопа была выгравирована следующая формула:

Хотел бы научить вас мудрости

Я с помощью родных моих зверей,

Что полны ловкости и хитрости, —

Портрета нравов ваших нет живей.

А со своего пьедестала ему вторил Амур:

Хочу, чтоб вы любили

И благонравны были;

Лишь дураки не любят —

И тем себя погубят.

Пьетро еще раз посмотрел на них.

Тут было еще что-то, что-то другое…

Венецианец закусил губу и двинулся вперед.

Подул холодный ветерок.

Крылатый Амур пальцем указывал на вход в Лабиринт; в другой руке статуя держала нить Ариадны… и еще записку, свернутую трубочкой, которая покачивалась на ветру. Казалось, она поджидала его.

Пьетро подошел поближе. Действительно, это была записочка.

С минуту он рассматривал безмолвное лицо статуи с застывшей загадочной улыбкой.

Затем он вновь посмотрел на записку, трепетавшую между пальцами Амура.

«Игра в прятки продолжается. По крайней мере, я не ошибся… Я оказался там, где ему хотелось».

Он медленно взял записку и развернул ее.

Имею власть я над тобой, и нет моей фантазии пределов,

Я сочиню и научу, изобрету, сотку и снова распущу,

Как невидимка-ткач, пряду я нить своих рассказов.

Я автор, Виравольта!

Тебя могу я потерять, запутать, вновь найти и сбить с пути.

В туман тебя я опущу, и извлеку, и снова так же проучу,

Ведь Баснописец я, иного не найти,

Я страж твой, Виравольта!

Пьетро тряхнул головой и еще раз осмотрел вход в Лабиринт. «Вольно ж ему водить нас за нос. Ну что ж! Войдем и поглядим».

Тут же на его пути попался первый фонтан. В центре бассейна находилась сова, а с обеих сторон от нее две птицы, похожие на аистов; этот искусственный птичник напоминал своего рода водный фейерверк, окруженный проволочной сеткой, похожей на веер из камыша. Это сооружение вызывало в памяти отдаленное воспоминание о знаменитой машине «Басни Эзопа», созданной в свое время Меркаде и Балленом. Весь боскет, казалось, представлял собой книгу басен. У Пьетро пересохло во рту. Он двинулся дальше.

Он шел по Лабиринту. Внутри него на каждом перекрестке находился фонтан. Грабы бросали тень на аллеи, которые пересекались в тридцати девяти местах. У каждого фонтана был особый бассейн, выложенный изящным рокайлем [26]и редкими ракушками; и все были украшены различными фигурами животных, олицетворяющими сюжет какой-либо из сказок Эзопа, в том порядке, который установили Перро и Ленотр.

I. Герцог и птицы

II. Петухи и куропатка

III. Петух и лисица

IV. Петух и бриллиант

V. Повешенный кот и крысы

VI. Орел и лиса

Басни эти были отобраны исключительно по желанию художников, просто потому что они показались им подходящим предлогом для фантазий. Разные фонтаны иллюстрировали изречения, представленные поэтом Исааком де Бенсерадом в виде четверостиший и выгравированные золотыми буквами; в свое время они предназначались для обучения наследника.

Пьетро проскользнул под трельяжную решетку. Вокруг него резвились представители бестиария, переговариваясь внутри непроницаемой зеленой изгороди. Венецианец проходил мимо птиц, обезьян и петухов, мимо курицы и дракона, крысы и лисы, журавля и соловья. Звери подражали людям, чтобы лучше обнажить их характер, их недостатки, их слабости. Они были всего лишь мертвой материей, и все же – вопреки разъедающему их мху и ползающим по ним ящерицам – они были выполнены так, что казались живыми, застывшими в соответствующей их действию позе. Их речь передавали водные струи, испускаемые ими в определенное время и придающие им видимость движения.