Щит и меч Венеры - Ольга Степнова Страница 35

Рябова рассказала, что в тот день, пятнадцатого июня, у Милды был выходной, спектаклей с ее участием не было. Утром Милда позвонила Евгении и сказала, что поедет к сестре на дачу. Баня, речка, природа и все такое… Милда была очень веселая, но пожаловалась, что у нее какие-то нелады с машиной. Рябова обеспокоилась, посоветовала взять такси, но Милда ее заверила, что ничего страшного, сегодня она отъездит, а завтра отгонит машину в сервис. Под конец разговора Милда вдруг сообщила, что очень скоро разбогатеет. И пообещала подробнее рассказать об этом подруге, когда вернется. Все. Вечером Рябова узнала, что Милда разбилась. Ей сообщил об этом молодой человек Милды. Он танцор из театра, очень любил Милду, но та все оттягивала замужество, говорила, что не готова к семейной жизни.

Самое интересное, что эта Катя Самойленко на похороны не явилась. Рябова видела ее фотографию, знала, как она выглядит, поэтому высматривала в толпе, но увы… Как найти эту Катю, неясно, но есть единственная зацепка, друзья мои! Милда как-то обмолвилась, что сестрица ее — страстный игрок и частенько посещает казино под названием «Империал».

— «Империал»! — потрясенно воскликнула я. — Казино, в которое заходил Лавочкин!

— Точно! А я как-то сразу и не сообразил… — уставился на меня шеф. — Неужели, Лавочкин по уши в этой истории?! Ася, давай с тобой сегодня вечером сходим в этот «Империал». Если я прав, и женщина, которая приходила к нам заказывать алиби — Катя Самойленко, я… узнаю ее. Чем черт не шутит, вдруг она появится там? — Жуль повернулся к окну и… кажется в его глазах промелькнула боль.

Отчего-то она промелькнула именно сейчас, когда стало ясно, что женщина, зацепившая его — мошенница, а не тогда, когда он узнал о ее гибели…

— Может быть, вы один туда сходите? — деревянным голосом спросила я шефа.

— Понимаешь, Ася, если я пойду туда один, мне будет труднее незаметно наблюдать за залом. А так — пришла влюбленная парочка развлечься, это выглядит очень естественно. Играть в рулетку мы не будем, просто посидим в ресторане. Да и две пары глаз лучше, чем одна. Жаль, что у тебя такая катастрофа с лицом. Ну как, ты согласна поехать со мной?

— Я у вас работаю, Константин Эдуардович. Что скажете, то и сделаю. Куда скажете, туда и поеду.

Внутри у меня словно образовался кусочек льда, я чувствовала его где-то в районе солнечного сплетения. Говорят, именно там живет у человека душа.

Этот лед холодил, вызывал озноб, и никак не хотел таять, несмотря на тридцатиградусную жару.

— Вот и отлично! — обрадовался Жуль, проигнорировав мою обреченно-безжизненный тон. — Сходи домой, перекуси, переоденься и сделай, сделай что-нибудь со своим лицом, Ася! Оно напоминает бесформенный подгоревший блин! Что обо мне подумают в самом крутом заведении города?

Я соскочила с подоконника так, чтобы коленкой задеть вазу с цветами.

Ваза с грохотом приземлилась на пол, разбилась на множество разнокалиберных, разноцветных осколков, вода мигом впиталась в ковролин, образовав на нем темное большое пятно. Розы желтым веером рассыпались у моих ног.

— Басова! — заорал шеф. — Ну ты и… ну ты и… неосторожная!!! Только порядок в офисе навели!!! Компьютеры вот-вот должны подвезти, а ты… Вазон! В хлам! Вдрызг!! Вдребезги!! Тьфу!!!

— Я уберу, — сухо пообещала я.

— Ой, да иди ты, иди домой! — Жуль замахал на меня руками. — Ешь, одевайся, собирайся и штукатурься! В десять вечера жду тебя у «Империала»!

— Пойду покемарю, пока компы не привезут, — сказал Нара и, переступая через цветы, пошел в свой кабинет, к своему диванчику.

* * *

Есть не хотелось. Ничего не хотелось.

Я побрела к своей машине, еще не зная, как убить время до десяти вечера.

Салон был раскален солнцем. Я плотно закрыла все окна, завела движок и включила кондиционер.

Что делать?

Домой ехать не хотелось. Мысль о том, что пока я буду приводить себя в порядок, по комнатам будет слоняться полуголый, расслабленный Яша, не приводила меня в восторг.

В машине постепенно становилось прохладно. Я попробовала поболтать с бабкой, но она упорно молчала. Такие минуты затишья случались с нею и раньше, всегда совпадая с какими-то моими трудностями и душевными метаниями. Обычно, в таких случаях, я покупала цветы и ехала на могилу бабки. Спустя минут десять после того, как я появлялась на кладбище, голос бабки возвращался и начинал пилить меня, что цветы я купила вовсе не те, которые она бы хотела, что цветов этих вовсе не обязательно было брать четное количество, что я должна понимать, что пока о человеке помнят, пока с ним разговаривают, советуются, нельзя с полной уверенностью сказать, что его нет.

С кладбища я всегда возвращалась просветленная и довольная. Дела налаживались, сомнения проходили, жизнь возвращалась в привычное русло, с привычными комментариями бабки всех моих поступков и мыслей.

Решив, что пришло время навестить бабулю, я купила цветы и поехала к ней.

На кладбище, в кронах высоких деревьев, неприлично весело щебетали птицы. Здесь было прохладно и тихо. Жара, городской шум, смог, суета, остались далеко в стороне, — за забором, ограждающим территорию мертвых.

— Привет, бабуль! — Я положила цветы на могилку. — Соскучилась по тебе! Сейчас подмету здесь, поставлю цветочки в воду и поболтаю с тобой.

— Зачем ты купила бледно-голубые гвоздики? — ожил голос бабки. — Они, наверное, еще и голландские?! Да в них удобрений больше, чем непосредственно самих цветов! Холодные, бездушные, словно пластмассовые! И опять ровно шесть штук!!

— Не ворчи! — засмеялась я. — Тебе не угодишь. Если бы я принесла семь красных роз, ты тоже осталась бы недовольна.

— Но ведь ты не принесла семь красных роз, откуда ты знаешь?!

— Знаю и точка.

— Ну хорошо, ладно, спасибо! — неожиданно смирилась бабка.

Я взяла веник, припрятанный за оградкой, подмела гранитную плиту, протерла портрет на памятнике, выбросила старые цветы и поставила в пластиковую бутылку с водой новые. Потом скинула босоножки и устроилась на скамейке с ногами.

— Асечка, кажется, ты запуталась, — грустно сказала бабка.

— С чего ты взяла?! — возмутилась я.

— Не забывай, я нахожусь в такой форме существования, что скрыть от меня ничего невозможно.

— Тогда ты должна знать, что…

— Что Константин Жуль не твой человек.

— Не смей так говорить!

— Не забывай, я нахожусь в той форме существования, что ты не можешь мне ничего запретить, а я могу говорить все, что вздумается! — Бабка захохотала.

— Давай не будем ссориться, ведь только что помирились!

— Давай. Тебе нужно срочно поехать куда-нибудь и перекусить, иначе испортишь желудок.