Карлики смерти - Джонатан Коу Страница 34

Следующие несколько минут, во всяком случае, все для меня складывалось благополучно. Я вышел из автобуса в Южном Кенсингтоне и нашел винную лавку, где к тому же продавался шоколад. Чуть дальше по дороге цветочник как раз закрывал жалюзи на своем заведении. Я уговорил его меня впустить, и мне за три пятьдесят дали букетик жалких гвоздик. Хотя время было отнюдь не позднее, у меня возникло ощущение, что я дико спешу, и до дома миссис Гордон я бежал. Перед тем как позвонить, пришлось ненадолго опереться на эти массивные дубовые двери, чтобы перевести дух.

Здесь, вдали от Уэст-Энда, где почти не ездили машины, где не было почти никаких признаков человечества, если не считать случайных пешеходов, все казалось неописуемо спокойно. В воздухе висела жидкая морозная дымка; она мешалась с моим паром всякий раз, когда я выдыхал. Видимость скверная. Если бы кто-нибудь подходил, осторожный стук его шагов по мостовой объявил бы об этом задолго до того, как этот кто-то возникнет из сумрака. Я еле различал высокую изгородь через дорогу.

Дом миссис Гордон был темен – совершенно темен. Я сразу увидел, что Мэделин дома нет, но все равно позвонил в дверь. Как вы могли заметить, рассудок у меня в тот вечер функционировал не очень разумно. Поначалу никакого ответа, и я решил, что в доме вообще никого нет. Я снова позвонил, дважды. Ничего. А как же кухарка? Разве ей тут быть не полагается? Не могли же все домочадцы собраться и уехать, а Мэделин мне об этом ничего не сказала. Я снова зазвонил в дверь, долго и настойчиво.

Ничто не сравнится с одиночным громким звуком – от него окружающая тишь покажется еще более всеохватной. Если ты за городом и посреди ночи гавкает собака, ее лай просто отмеряет и подчеркивает тишину – от него все слышишь острее. Точно так же, когда я перестал звонить в дверь, снизошла тишь такая внезапная, такая недвижная, что показалось, будто дымке удалось облечь собою даже нескончаемый обычный гул Лондона. Я стоял и ждал, а отчаяние холодом вползало мне в самые кости. Я дрожал и обнимал полиэтиленовый пакет со своими дарами. То и дело отходил от дома и смотрел вверх на его темные зашторенные окна.

И тут вдруг зажегся свет. На первом этаже. Через несколько мгновений я различил, как за шторой движется тень. Я подошел к двери и вновь позвонил, нажав кнопку четыре или пять раз. Больше ничего сделать я не мог, чтобы не закричать.

Потом какое-то время ничего не происходило. Наконец, после того как я прозвонил еще с полдюжины раз, побегал взад-вперед, вверх и вниз по ступенькам к двери и обратно, стараясь рассмотреть, что же творится наверху, зажегся еще один свет – теперь в вестибюле, засиял в стеклянной панели над входной дверью. Взобравшись на перила, я оказался едва-едва на уровне этого стекла и сумел заглянуть внутрь. Увидел я крохотную хрупкую старушку – она медленно спускалась по громадной лестнице, неловко опираясь на деревянную клюку. На ней был толстый голубой халат. Я тут же соскочил с перил, чтобы она меня не заметила и не испугалась моих диких глаз. Как это ни глупо, я попробовал оправить на себе плащ и пригладить волосы – привести себя в надлежащий вид в последнюю минуту. Ничто не помогло – я все равно походил на сбежавшего из лечебницы психа.

Из-за двери доносилось шарканье ее тапочек по полу, глухой стук клюки по мрамору. Я определил, что она всего в нескольких дюймах от меня. Вот толкнули крышку щели для писем, послышался жидкий голосок:

– Кто это? Что вам нужно?

Стараясь, чтобы прозвучало культурно и респектабельно, я склонился к щели и сказал:

– Меня зовут Уильям. Я хочу поговорить с Мэделин.

Когда она ответила, я так и увидел ее сморщенные губы, выталкивающие слова:

– Мэделин нет. Вам надо уйти.

– Я ее друг. Очень хороший друг. Я бывал здесь и раньше – много раз. Сейчас мне очень нужно увидеться с Мэделин.

Повисла пауза – я уже было решил, что старушка повернулась и снова пошла наверх; но затем я услышал, как отодвигаются засовы, в замке поворачивается ключ. Дверь распахнулась – передо мной стояла миссис Гордон. Очень маленькая женщина: ей пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть мое лицо.

– Зачем? – спросила она.

Объяснить, очевидно, было невозможно.

– Это личное.

– Мэделин – очень хорошая девушка, – сказала миссис Гордон, открывая дверь чуть шире и впуская меня в дом. – Мне она очень нравится. Вы говорите, что вы ее друг. Надеюсь, вы не впутали ее ни в какие неприятности.

Она воззрилась на меня с подозрением. Едва ли я мог ее в этом упрекнуть.

– Нет, – сказал я. – Тут ничего подобного.

– У нее сегодня вечером выходной, – сказала старушка. – Дожидаться ее вам нельзя, потому что она вернется, наверное, поздно. – После чего спросила: – Вы же правда сказали, что вы – близкий друг Мэделин?

– Да.

– Вам известно, какой сегодня день?

Похоже, старушенция была в маразме. Но все равно не повредит чуточку ей подыграть.

– Суббота, – ответил я.

Она посмотрела на меня очень проницательно.

– Послушайте. – Мне стало неловко от ее взгляда, захотелось уйти. – Мне очень не хочется вас больше беспокоить. Вы знаете, куда она ушла?

– Она дома у своего друга.

– У друга?

– Ну знаете же, у ее друга. У Пирса.

– У Пирса?

Я едва ли не проорал его имя. Стило его услышать, как меня охватило какое-то безумие – подавленные страхи и намеки без счета полезли из теней в углах моего рассудка, где они таились уже много месяцев.

– Где он живет?

– Понятия не имею.

– Сволочь!

Миссис Гордон подняла клюку и ткнула ею меня в живот:

– Вы поосторожней с такими выражениями – у меня в доме.

– Если эта сволочь. Если она и этот гад, блядь.

– Я считаю, вы должны уйти. Сейчас же.

– Я знаю… ее записная книжка!

Я увернулся от миссис Гордон и ринулся к лестнице.

– Не смейте туда подниматься! – крикнула она. – Я вызову полицию.

Но я уже мчался наверх и через несколько секунд оказался в комнате Мэделин. Ее адресную книжку я отыскал тут же – она держала ее у телефона. Кроме того, я догадался, что она из тех людей, кто перечисляет своих знакомых по именам, а не по фамилиям. Ну и точно – Пирс у нее был на букву П. Я запомнил адрес и уже собрался закрыть книжку, но вдруг почему-то не сумел устоять, чтобы не посмотреть, есть ли в ней я, – и обратился к букве У.

У Мэделин чудесный почерк, не поспоришь. Мое имя она выписала заглавными буквами, красным фломастером, а под ним – адрес Тининой квартиры и мой номер телефона. На глаза у меня навернулись слезы, пока я смотрел на эту запись. А затем я обвел взглядом ее комнату – комнату, так мне знакомую и показавшуюся в тот вечер такой странной оттого, что самой Мэделин в ней не было, а еще потому, что многое – внезапно – изменилось. Теперь убийство, свидетелем которого я стал в Ислингтоне, выглядело незначительным рядом с теми подозрениями, что во мне столпились, и мне быстро стало слишком больно сидеть тут под натиском воспоминаний, отбиваясь от них. Я выругался, встал и сбежал вниз.