Вкус пепла - Станислав Рем Страница 34

Феликс Эдмундович кинулся к столу, развернул ленту, нашел нужный отрывок: «На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит беспощадным массовым террором против врагов революции». «Вот оно! Свердлов хочет взять абсолютную власть в свои руки! Конечно, а иначе как все понять?»

Пока он, Дзержинский, будет возвращаться в Москву, там произойдет переворот. ВЧК возглавит новый руководитель (его к тому моменту обвинят в соучастии в покушении на Ленина: бред. Но кто сейчас, в пылу, на это обратит внимание?). Под руководством Свердлова и Троцкого ВЧК начнет массовые репрессии, о чем Лев Давидович мечтает с ноября прошлого года. И республика утонет в крови. «Ай да Яшка, ай да сукин сын! Виновных наверняка уже нашел. Да и что их искать… Скорее всего, всех к этому часу допросили и расстреляли. А дальше оправдывайся, не оправдывайся, все одно – светит трибунал. – Феликс Эдмундович снова резко, всем телом, развернулся к окну. – Я ничего не смогу доказать, меня расстреляют. Но это не страшно. Смерти я не страшусь, давно перестал ее бояться, еще со времен каторги. Страшно иное, страшно, что вся наша работа, весь труд окажется в руках проходимцев. Революцию делали для народа, а воспользуются плодами… – Дзержинский замер. – Если только… Если только я сам не нанесу удар по Свердлову. Да, именно! И такой удар, которого он не ожидает с моей стороны. Яков убежден в том, будто я – сбитая фигура с его шахматной доски. Что ж, этим и следует воспользоваться. Мальчишка спас мне жизнь. Именно так, и никак иначе. В Москву возвращаться нельзя. По крайней мере сейчас. Нужно продолжить движение в Питер. Мой единственный шанс – выжить и не только выжить, а продолжить дело революции. Неожиданность – главный козырь. Яков думает, будто скрутил меня, а я ударю его под дых. Воспользуюсь нашими наработками ^[25] по британцам и французам. Конечно, все сыро, не подготовлено, ну да в данном случае не до жиру. Нужно устроить в Питере то, от чего у Яшки столбняк случится. Мы раскроем контрреволюционный мятеж не осенью, как планировали с Петерсом, а сегодня, сейчас. Жаль, конечно, кое-кого в спешке упустим, но иного выхода нет. Идеальный вариант – арестовать Кроми. С таким свидетелем сам черт не страшен. Но даже если не получится, все одно: буза, устроенная в Северной, насторожит Свердлова. Испугать, конечно, не испугает, Яков не из пугливых, но и с крутым кипятком тот дело иметь не захочет. А если я к тому же выйду на тех, кто курировал убийцу Соломоновича, тогда держись, Яков Михайлович».

– Александр! – Феликс Эдмундович постучал в окно.

Спустя несколько секунд юноша стоял перед начальством.

– Вот что… Дашь знак своему другу… У вас ведь есть свои предупредительные знаки? – Молодой человек утвердительно качнул головой. – Так вот, дашь ему знак, будто той телеграммы, которую он выслал лично тебе, не было. Ты меня понял? Той телеграммы он тебе не посылал и ни о чем не предупреждал. Это в его интересах. Далее. Сообщи начальнику поезда: мы продолжаем движение в Петроград. И как можно скорее! Утром, крайний срок к обеду, поезд должен прибыть в Питер! Любая задержка в пути будет расценена мной как саботаж.

– Феликс Эдмундович, а как же Москва?

– А Москва, Саша, – рука первого чекиста снова легла на юношеское плечо, – Москва подождет, – острый взгляд Дзержинского встретился с открытым взглядом мальчишки, – успеем мы в Москву. И еще. Более никакой телеграммы, по крайней мере сейчас, в данную минуту, ты отправлять не станешь. Ты меня хорошо понял?

* * *

Весть о покушении на председателя Совета народных комиссаров моментально облетела весь город. Весть эта не вызвала никакого замешательства в рядах пролетариата. Наоборот, всюду слышатся речи о необходимости теснее сплотиться вокруг вождей и усилить до крайней беспощадности борьбу с контрреволюцией.

Белогвардейцы притаились. Никаких выступлений не было.

В городе полное спокойствие.

«Известия ВЦИК», 31 августа 1918 года.

* * *

Бокий тяжелым, шаркающим шагом вошел в свой кабинет на Гороховой.

Третьи сутки без сна. Два часа прикорнул на диване – разве это отдых? А все нервы. Ночь Глеб Иванович провел на ногах. Когда становилось невтерпеж, бежал к телеграфистам, чтобы услышать опостылевшую фразу: «Пока молчат». Утром пришло сообщение:

Официальный бюллетень № 2

31 августа 1918 г. 9 часов утра

Температура – 36,3, пульс – 110–120. Ночь спал с перерывами. Самочувствие лучше. Кровоизлияние в плевру не нарастает. Общее положение серьезное.

Невидимая тяжесть моментально опустилась на плечи, придавила, прижала.

Теперь тело ломило и ломало. Глаза резало так, будто в них песку сыпанули.

Дверь прикрыть за собой Глеб Иванович не успел. В проеме, вслед за ним, тут же проявилась голова тюремного охранника Попова.

– Разрешите?

– Входи. – Бокий прошел к окну, распахнул створки, присел на подоконник: свежий ветерок хоть немного, но все-таки бодрил. – Как прошла ночь? Яковлева приходила к арестованному?

– Никак нет, – отрицательно замотал головой охранник. – Тут дело похлеще, товарищ Бокий. К ним, то есть в камеру, блатных подсадили. Так там такое было…

– То есть? – Глеб Иванович с недоумением смотрел на охранника. – Кто подсадил? Когда? Вечером еще студент сидел один. Только ночью старика к нему подселили.

– После полуночи, – принялся воспроизводить события минувших часов охранник, – прибыла партия новеньких. Двенадцать человек. Варвара Николаевна привезли. – «С облавы на Большой Московской, – вспомнил чекист. – Вот баба, все-таки смогла скрутить уголовничков». Тем временем Попов закончил доклад: – Вот она-то и приказала рассовать блатных по камерам.