Искушение Данте - Джулио Леони Страница 34

— Что происходит, мессир Данте?! — в ужасе воскликнул один из приоров. — Бунт?! Нас будут резать?!

— Спите спокойно, мессир Лапо, — саркастически ответил Данте. — Я просто хочу пройтись и посмотреть, благопристойно ли ведет себя чернь.

Спускаясь по ступеням, поэт услышал, как один из приоров кричит, чтобы немедленно позвали капитана стражи с его людьми.

Остановившись у подножья лестницы, Данте подождал, пока стражники не выстроились перед ним в две шеренги, сопя под весом доспехов. Шестеро стражников держали на плечах по тяжелому генуэзскому арбалету. В уличном бою от них не было толка, но они производили неизгладимое впечатление.

Таким путем Данте хотел хотя бы слегка напугать своего противника. При этом он собирался действовать осторожно. Смерть мастера Амброджо явно обволакивала какая-то страшная тайна, и раньше времени поэт не хотел вмешивать в расследование Магистратуру. Но теперь обстоятельства изменились, и, охотясь за злодеем, Данте придется иметь дело с людьми не менее высокопоставленными, чем он сам.

Поэт тоже облачился во все регалии приора и приказал стражникам маршировать к Санта Марии Новелле. Он хотел, чтобы шнырявшие повсюду шпионы кардинала успели донести о его приближении.

В сопровождении стражи Данте шествовал к резиденции папского нунция. Толпа становилась все гуще и шумнее. Казалось, все жители Флоренции сговорились встретиться под окнами посланника папы. Вскоре через толпу стало трудно пробиться. Стражникам пришлось силой прокладывать себе дорогу среди священнослужителей, торговцев, бесчисленных нищих, на все голоса вопивших о своих недугах и увечьях, а также среди стаек ребятишек, сбежавших из школы или из лавок своих родителей.

В дверях одной из лавок стоял ее хозяин, созерцавший эту сцену со скрещенными на груди руками.

— Отчего они все тут орут и толпятся? — спросил его поэт.

— Это все священники, мессир, — зевнув, ответил торговец, на которого явно не произвели большого впечатления регалии Данте и его эскорт. — Каждый день они приходят на аудиенцию к кардиналу. Теперь тут, кажется, надолго обосновался…

— Санта Мария принадлежит флорентийцам. Так было и будет всегда!

— Как прикажете! Но попробуйте растолковать это кардиналу. Он-то уверен, что поселился здесь навсегда!

— Но отчего же тут все-таки столько народа?

— Сегодня раздают индульгенции и пособия пилигримам, направляющимся на Юбилей в Рим, а также определяют, кто какой доход будет иметь с церквей.

В душу Данте закралось недоброе предчувствие. Может, лучше прийти в другой раз?

Однако поэту нужно было поговорить лично с кардиналом Акваспарта, и это столпотворение могло оказаться ему на руку.

Наконец он подошел со своим кортежем к еще не достроенному фасаду церкви. Здесь заканчивалась власть Магистрата Флоренции и начиналась территория Церкви. Приказав стражникам выстроиться у входа, Данте в одиночестве направился налево к монастырскому корпусу.

Большой квадратный двор, окруженный со всех сторон галереями, был открыт для горожан по случаю приемного дня. Во дворе было множество бог весь чего ожидавших мужчин и женщин. Поэт протолкался между ними к лестнице, стараясь не измять свои одежды и проклиная законы, не позволяющие разогнать этот сброд.

Данте перепрыгнул первую ступеньку, на которой бродячие торговцы разложили на тряпках свой товар, чуть не упал, но упорно стал подниматься вверх, стараясь ни с кем не столкнуться. Несколько раз ему приходилось пятиться, чтобы не упасть. Он воспользовался группой широкоплечих и решительных купцов из Ломбардии, которые прокладывали себе путь с яростью копейщиков, атакующих врага. Прячась за спины этих свирепых торговцев, Данте наконец поднялся на вершину лестницы. Там стояла вооруженная стража, опрашивала просителей и решала, впустить их или прогнать прочь. Командовал стражей внушительного вида арбалетчик в доспехах, напоминавших церковный колокол. Здесь все решал этот чурбан. Он восседал на бочке и произносил приговор невнятным хрюканьем, вялым жестом руки, а порой — простым движением бровью.

Данте зажала толпа, и ему хватило времени как следует рассмотреть арбалетчика. С теми, кто подходил к нему слева, он неизменно обходился мягче, чем остальными. Казалось, в его извращенном мозгу левая сторона связана с чем-то хорошим, а правая — с чем-то ужасно плохим. Как бы то ни было, Данте с трудом пробрался влево и наконец оказался перед бочкой.

— Я — Данте Алигьери, приор города, и требую немедленной аудиенции у нунция папы Бонифация, — произнес он самым торжественным тоном, выпрямился во весь рост. Арбалетчик не стал утруждать себя тем, чтобы подняться с бочки. Судя по всему, его имя и должность не произвели особого впечатления на стражника, который ограничился тем, что окинул поэта с ног до головы ленивым взглядом и пробормотал:

— Подождите…

И тут же добавил:

— Вы с вашей Флоренцией…

В этих словах прозвучало такое презрение, что в истинном отношении приспешников Бонифация к Флоренции не приходилось сомневаться.

Арбалетчик говорил с иностранным акцентом. Наверное, это был один из французских наемников кардинала.

Данте слегка согнул одно колено и оказался нос к носу с толстомордым воякой.

— Немедленно доложите обо мне кардиналу! Своей невежественной нерадивостью вы задерживаете решение вопроса, без которого не может восторжествовать справедливость и могут пострадать отношения между Флоренцией и престолом Святого Петра. Если это произойдет, вас и ваших головорезов повесят!..

— Да пошли вы к черту! — перебил Данте так и не поднявшийся на ноги арбалетчик и зевнул.

— Ах ты собака! — заорал Данте. — Немедленно доложи обо мне, или тебя тотчас же бросят в темницу!

Арбалетчик посмотрел на поэта как на сумасшедшего. Потом он, кажется, наконец заметил его пышные одеяния и стал тупо разглядывать его регалии. В этот момент к нему подскочил один из его подчиненных и стал что-то шептать ему на ухо. Может, стражник узнал Данте или заметил его эскорт, выстроившийся у входа. Старший арбалетчик о чем-то задумался, но пока явно не намеревался сдаваться. Потом он пожал плечами с таким видом, словно ему внезапно стало жалко просителя.

— Раз уж вы выдаете себя за важную персону, идите. Кардинал сумеет поставить вас на место. Входите. И ведите себя прилично.

Ослепленный яростью Данте не заметил, как вошел в дверь. Надо же! Какой-то французский мародер-наемник наконец-то разрешил ему войти в одно из зданий города, которым он управляет!

В этот момент любой попавшийся на глаза поэту человек немедленно обратился бы в камень. Во взгляде поэта сейчас было больше яда, чем у Медузы Горгоны. Кто-то из курии проводил Данте по короткому коридору до открытой лоджии в конце здания, где спиной к поэту стоял человек, разглядывавший распростершийся перед ним город. Как хозяин, изучающий свои владения.