Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо Страница 34

Снова делает вид, что испуган, скалит свои острые, как у хищника, зубы, явно издеваясь надо мной.

– При-вя-зать вас? Смотри-ка, какие нелепые фантазии!

– Но здесь тоже есть окна!

Он осмотрел одно за другим все три окна с закрытыми ставнями.

– И что с того? – спросил он. – Вы что, меня за идиота держите?

С этими словами он сорвал матрас и подушку с ближайшей кровати и швырнул мне в руки.

– Держите.

Подтолкнул меня к лестнице. Я спустилась, волоча матрас. Он толкал меня всю дорогу, пока мы шли через вестибюль к выходу. Я уже ничего не понимала. Неужели он хочет выставить меня на ночь в сад? Разумеется, нет! Слева от входной двери находилась другая, поменьше, которая вела в темную кладовку без окна, совершенно пустую. Бывшее помещение раздевалки. Когда я увидела, как он поворачивает оставленный в скважине ключ, я не сдержалась – бросила и подушку, и матрас и закричала:

– Вы что, заставите меня здесь спать? Это невозможно!

– Почему же невозможно? – сказал он мягким голосом, глядя при этом злыми глазами. – Вы же точно так запираете сюда несчастных мальчишек. Чем, интересно, они так провинились?

Когда он стал изображать, что мстит за справедливость, я просто вышла из себя. И закричала еще громче:

– Они смотрят мне под юбку!

Его реакция была такой внезапной и бурной, что у меня перехватило дыхание. Я еще не успела закончить фразу, как он схватил меня за плечи, сбил с ног и потащил, церемонясь не больше, чем с тем матрасом. Заставил проделать весь обратный путь через вестибюль до классной комнаты. Там он буквально швырнул меня на возвышение, где стоял учительский стол.

– Сядьте!

Внезапно он зажег все лампы. Я надела упавшую с ноги туфлю на каблуке и села. Не знаю, восстановилось ли дыхание. Я превратилась в игрушку в руках этого безумца.

Он пристроился за первой партой ровно напротив меня. Прядь на лбу, руки на парте, и приказал безапелляционным тоном:

– Положите ногу на ногу!

Конечно, я не послушалась. А он уже глядел под стол, на мои сжатые колени. Сердце забилось еще громче. Какой я была дурой, когда считала, что как только я стану его добычей, он воспользуется мной по-скотски, как уличной девкой. Говорили же мне, что он не просто жесток, а особо изощрен. Перед тем как принести последнюю жертву, он будет издеваться надо мной до тех пор, пока окончательно не унизит, не сломает, не подчинит своей воле, не растопчет мое достоинство. Какие слова капитана Мадиньо так поразили меня? «Ее насиловали не один час».

Я знаю, что в подобной ситуации многие женщины, не менее порядочные, чем я, вместо того чтобы разъярить чудовище, подумали бы: «Господи, да пусть он развлекается в том же духе… Все так невинно. Пусть играет в ученика, который с волнением заглядывает под юбку учительнице. Сам же выглядит по-дурацки. Хочет увидеть ноги? Можно показать, если ему будет от этого легче». Но я-то не усматривала ничего невинного в его приказе, это было очередное звено в цепи унижений, которым он с самого начала подверг меня. Его издевательская усмешка над моим одиночеством. Лезвие ножа, которым он распахивал мою блузку. Согнутая пополам вилка. Путь в мою спальню. Выставленная напоказ нагота. Темный чулан. А теперь это – чтобы я же его и соблазняла!

Но я-то из другого теста! Говорю это, чтобы было понятно, как тяжело мне вспоминать эти минуты, когда я находилась в собственном ярко освещенном классе. Даже появляться на пляже полуголой в купальнике, не скрывающем ни тонкой талии, ни всех моих вызывающих округлостей, включая упругую грудь, мне все-таки всего-то двадцать четыре, уже было для меня настоящей мукой. Я ходила на море на закате, и то не больше десяти раз за лето, но все равно всегда хватало зевак, глазеющих на меня, когда я выходила на берег: мокрая ткань облепляла тело, так что почти не оставалось укромных уголков. Их взгляды, скользившие по бугорку моего лобка, просто обжигали меня. Какая ложная стыдливость, скажете вы. Ничего не могу с этим поделать. Меня воспитали в уважении к самой себе.

Не буду задерживаться на минутах, показавшихся мне бесконечностью, но явно позорных для моего тюремщика. Кстати, он угрожал, что если я не подчинюсь ему, он заставит меня это сделать силой. Я очень осторожно положила ногу на ногу… Но он явно хотел большего. Я повторила движение в другую сторону, он требовал – выше, еще выше… Я в растерянности смотрела, как его взгляд стекленеет при виде обнаженной полоски кожи выше чулка, не смогла сдержаться и сказала умоляюще:

– Не нужно… Вы возбудитесь, а потом не сможете больше…

Мой голос дрогнул. Он, издеваясь, изобразил презрение:

– Интересно, за кого вы меня принимаете?.. Делайте то, что вам говорят! – крикнул он.

Я снова подчинилась, но закрыв глаза. По крайней мере, так я могла не видеть выражения смакования на его лице. Много раз я выполняла его приказания: не так быстро, раздвиньте сильнее ноги, и что-то еще в этом духе. Но все равно я чувствовала на себе его жадный взгляд, скользивший по моим бедрам, овладевавший мною. У меня закружилась голова, по телу разлилась слабость, я сама не понимала, что именно я ему показываю. По щеке потекла слеза. Я открыла глаза.

Он откинулся на спинку парты, скрестив руки на затылке, и с восторженной улыбкой созерцал потолок.

– Черт возьми, – прошептал он, – хорошее было времечко!

Понимай как хочешь. У меня есть соображения на этот счет. Минуту я не могла встать на ноги. Мне было стыдно. Я говорила себе: «Если ты пришла в такое состояние, пока он просто разглядывал твои ноги, то что с тобой будет, бедняжка Каролина, когда он перейдет к действиям? Начнешь ползать перед ним на коленях, как последняя шлюха?» Я поклялась отныне сохранять хладнокровие, стойко все выдержать, оставаясь при этом непоколебимой и даже равнодушной. Я тогда не предполагала, что, утолив в ту минуту его извращенную сексуальность, я выиграла для себя время.

И не ошиблась. Как только он отвел меня к чулану, я не стала протестовать, только пожала плечами, а он открыл дверь и, швырнув внутрь матрас и подушку, сказал:

– Мне нужно выспаться. А я должен быть уверен, что вы тем временем не поднимете на ноги весь город.

Он делал вид, что ему неловко, смотрел на меня как-то по-идиотски, но я не верила ему. Как иначе он мог оставаться спокоен, только заперев меня в этой кладовке! Внезапно я поняла. Я снова ощутила эту странную слабость в нижней части тела. Стараясь сдержать дрожь в голосе, я выкрикнула:

– Вы хотите сказать… Что я должна еще снять с себя всю одежду? Так?

Актер из него был никудышный. Я уже знала эту его ухмылку, когда он делал вид, что потрясен.

– О мадам Ляжка! А кто вас просит раздеться?

– Конечно! Вы предпочитаете сами все сорвать! – бросила я, возмущенная его цинизмом.

Как я себе и обещала, я постаралась скрыть свое смятение, снова пожав плечами, и вошла в чулан. Он позволил закрыть дверь наполовину. Конечно, он сможет распахнуть ее, когда я останусь голой, но даже эта уступка меня слегка успокоила. Раздеваться у него на глазах после пережитого нервного потрясения я могла бы только под угрозой смертной казни.