Музейный артефакт - Данил Корецкий Страница 33

– Нет. Я видела его, – взгляд Варении горел ненавистью. – Это он. А клеймо свел своим колдовством.

– И такое вполне возможно, – пожал плечами Марк.

– Без прямых доказательств я не могу принять правильное решение, – сказал наместник.

– Постойте! – воскликнула Варения. – Второй раб Луция остался у нас. Позовите его сюда немедленно!

Снова потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, тяжелая дверь отворилась, и в зал вошел согбенный старик в коричневой накидке из мешковины, с растрепанными остатками пегих волос и косматой седой бородой.

Острый взгляд неожиданно ясных глаз царапнул украдкой лицо Кфира, и у того провалилось сердце: это был Лисимах! Тот самый грек, с которым они провели юные годы в рабстве у Авла Луция – укрывались одним рваным плащом, экономно растягивали последнюю баклажку воды в египетской пустыне, а когда перепадали остатки лакомств со стола хозяина, честно делили их поровну, устраивая маленькое убогое пиршество. Плеть, клеть и извращенные наклонности Авла в полной мере довелось испытать обоим, ночами они скрипели зубами, плакали, тихо жаловались друг другу, и разделенная на двоих беда становилась вдвое легче. В общем, были они как братья, и каждый доверял другу, как самому себе.

Лисимах на три года младше Кфира, но сейчас по виду вполне мог сойти за его отца. Глядя на них со стороны, было легко представить, насколько жалкое существование раба отличается от жизни свободного и обеспеченного человека. Кфир никогда не узнал бы его, если бы не этот взгляд, не хорошо знакомые манеры, движения, походка…

Может быть, и Лисимах его не узнает? Или сделает вид, что не узнал… Ведь это ему ничего не стоит, и никто не сможет уличить его в лукавстве!

– Смотри внимательно, раб! – грубо прикрикнул Марк. – Кто это?

Кудлатая борода дернулась.

– Его зовут Кфир.

– Откуда ты знаешь?

– Мы были рабами у старшего центуриона Авла Луция…

Варения сделала шаг вперед, приближаясь к Кфиру.

– И в тот день, когда твой хозяин и мой отец были убиты, он находился в нашем доме? – продолжал допрос Марк. – А потом бежал?

Не поднимая глаз, старик кивнул головой. Варения сделала еще один шаг.

– Я велел посмотреть и точно ответить! – в голосе Марка прозвучала угроза.

Лисимах поднял глаза и встретился взглядом с бывшим товарищем по несчастью.

– Да, хозяин, – четко произнес он. – Это сделал он со своим другом Яиром. Потом они убежали!

Варения бросилась вперед и вцепилась ногтями в лицо своего раба.

– Я выцарапаю тебе глаза, болотная змея! Я разорву тебя на крохотные кусочки!

Громовой голос Публия Крадока прервал ее вопли.

– За убийство рабом свободного гражданина предусмотрено только одно наказание! Я приговариваю раба Кфира к позорной и мучительной смерти! Его дети обращаются в рабство, его жена тоже, но если она не знала о рабском прошлом мужа и отречется от него, то сохранит свободу. Его дом и имущество конфискуются в казну Рима! Да будет так!

– Да будет так! – грозно повторил Марк и тоже шагнул к разоблаченному рабу-убийце. Он улыбался своей страшной волчьей улыбкой.

* * *

Очнулся Кфир, когда солнце взошло уже достаточно высоко. Он лежал в клетке из толстых деревянных брусьев, стоящей далеко за дворцом – в тесном огороженном дворе. Избитое тело болело, левая рука не повиновалась, нога тоже явно была сломана. Исцарапанное лицо распухло, один глаз не видел – то ли его действительно выцарапала Варения, то ли он заплыл от ударов Марка.

С трудом повернув голову, он увидел длинное приземистое строение из глины – с кривой дверью и без окон: как овчарня в Гноце. Но здесь жили не овцы, а рабы – это был их мир. Вокруг все было серо и убого: усыпанная камнями и перемешанная с песком земля, загон с козами, кудахчущие куры, множество мух, неопрятные развязные рабы, которые вели себя здесь совершенно не так, как в красивом и ухоженном дворцовом саду, который начинался меньше, чем в полусотне шагов… Нет, на самом деле это совершенно разные миры, и пропасть между ними непреодолима!

– Спать будешь на полу, в конце дома! А сейчас пойдешь чистить выгребную яму! Все новенькие с этого начинают, – услышал он грубый голос Дакуса. Сам раб, тот был надсмотрщиком над невольниками и отличался изощренной жестокостью. – На, быстро надевай, теперь это твоя одежда!

– Это ошибка! Сейчас все выяснится и меня заберут отсюда…

В сердце Кфира будто вонзился тот самый римский кинжал. Это был голос Шимона! Но не такой, как обычно – жалкий, униженный, просящий…

Не обращая внимания на боль, он рванулся, разворачиваясь так, чтобы видеть происходящее единственным зрячим глазом.

Да, это был Шимон! Согнувшийся, напуганный, не похожий на себя, он стоял у входа в «овчарню» босой, в порванной белой накидке, а Дакус совал ему грубую коричневую хламиду из мешковины.

– Я сын лучшего лекаря города, Кфира!

Надсмотрщик расхохотался.

– Раба Кфира! Вот он сидит в клетке! Скоро его казнят! – Дакус хлестнул молодого человека бичом. Тот дернулся, вскрикнул, на тонкой ткани проступил кровавый рубец. Но он с ужасом смотрел на клетку. Похоже, она специально была выставлена на всеобщее обозрение, в назидание другим рабам.

– Отец! Что они с тобой сделали? Почему?! – в ужасе вскричал он.

Бич свистнул еще раз. Еще один кровавый рубец пересек спину Шимона.

– Быстро занимай свое место, переодевайся и приступай к работе! День в разгаре! – Дакус пинками загнал молодого человека в «овчарню».

– Как ты смеешь, гиена… Это мой сын! – Кфир думал, что кричит, но на самом деле сипел.

Впрочем, надсмотрщик его услышал.

– Дети раба – рабы! Сын будет чистить говно, а дочь – ублажать легата Марка! – снова глумливо захохотал Дакус. – Ее уже отвели в спальню Марка!

– Что?!

Вышел Шимон в одежде раба. Может, из-за одежды, а может, от того, что у него появилась рабская осанка, он и выглядел настоящим рабом. На отца он не смотрел. Испуганно косясь на Дакуса, он пошел туда, куда тот его повел. Теперь ему предстоит всю жизнь выполнять чужие приказы, какими бы они ни были…

Вцепившись в брусья, Кфир завыл, как воет смертельно раненный волк.

– Почувствовал сладость рабской жизни, Кфир?

Он с трудом повернулся. Возле клетки стоял Лисимах.

– Предатель! – Кфир плюнул в бывшего друга, но не попал.

– Я? – грек не испытывал ни капли смущения. – Это ты предатель. А я только восстановил справедливость!

– О какой справедливости ты говоришь?! – задыхаясь от гнева, бессилия и отчаяния, спросил лекарь.

– О справедливой! Ты убил господ, бежал и тридцать лет жил счастливо, сытно и свободно! А я отдувался за твои грехи! Эти годы ты жил за мой счет…