К вопросу о миражах - Георгий Куликов Страница 33

Выйдя из больницы, Кудрин направился на работу, находясь под сильным впечатлением от беседы с Борисом Волком.

Когда он приехал в отделение милиции, Николаева на месте не оказалось, и, чтобы не терять времени, позвонил дежурному по исполкому за информацией о Нефедове. Там ему ответили, что он уже не работает в исполкоме, а в настоящее время трудится начальником ЖЭКа в Хлебозаводском проезде.

«Так это же здесь совсем рядом, на нашей же улице, — подумал Кудрин, — надо прямо сейчас туда сходить».

Уже через полчаса Женя входил в цокольный этаж девятиэтажного дома, где располагался ЖЭК. Он подошел к двери, на которой висела табличка «Директор», и зашел в небольшой кабинет. За письменным столом сидел немолодой человек с красиво уложенными волосами на голове. Он восседал на стуле как сорокалетняя бальзаковская женщина на пуховых креслах после утомительного бала. С первого взгляда ему нельзя было дать больше сорока лет, но проступающая седина и морщины на лице говорили об обратном. В то же время ухоженность рук и ровно подстриженные усы явно намекали на его принадлежность к особой «касте» советского общества.

Нефедов встал из-за стола и ленивой походкой подошел к вошедшему Кудрину. Женя увидел его неподвижные глаза, которые говорили о глубокой грусти этого человека, а взгляд — проницательный и тяжелый — оставлял неприятное ощущение.

— Вы ко мне, молодой человек? — спросил он.

— Да, к вам, Михаил Николаевич, — сказал Женя, показывая ему свое удостоверение личности.

— Прошу вас, Евгений Сергеевич, присаживайтесь на стул, — сказал хозяин кабинета, рукой указывая на одиноко стоящий у стены стул.

— Я к вам по одному неординарному вопросу, — начал говорить Кудрин. — Шесть лет назад у кафе на Старокаширском шоссе была драка, в результате которой погиб молодой парень. Казалось бы, что виновный найден и понес заслуженное наказание, но, просматривая недавно в архиве то уголовное дело, я отметил в нем много нестыковок и непонятностей. К тому же работники того кафе сказали мне, что тогда эту драку инициировал и потом ударил камнем парня ваш сын Дмитрий. Как рассказывал официант, Дмитрий часто туда заходил со своими дружками и зачастую в пьяном виде затевал драки и приставал к девушкам.

— Но ведь убийцу же нашли тогда и посадили, — проговорил Нефедов.

— У меня в связи с вновь открывшимися обстоятельствами складывается ощущение, что тогда посадили невиновного человека, — ответил Кудрин, — может быть, вы мне расскажете, как все было на самом деле.

Нефедов достал носовой платок, вытер пот со лба и накатывающие слезы на щеках.

— Моего сына уже нет в живых, — выдавил из себя Нефедов.

— Извините, не знал, — ответил Женя.

— Несколько лет тому назад, — продолжал он, — Димка поехал летом с друзьями в Ялту. Там он напился и избил мужчину, который оказался прокурорским работником Крыма. А потом — арест, суд и три года колонии. Я сколько раз его предупреждал, пытался оградить его от сумасбродства в нетрезвом состоянии, но все оказалось тщетным. А в прошлом году он погиб на зоне, как позже сказали — в результате несчастного случая. Тогда мы и похоронили нашего Диму, а я лишился своей работы в исполкоме и был назначен на эту, так сказать, «блатную» должность.

— Я соболезную вашему горю, — тихо проговорил Кудрин, — но, может быть, вспомните про тот трагический случай у кафе.

Нефедов немного успокоился и снова уставился на Женю своим тяжелым взглядом.

— Спасибо за соболезнование, — коротко ответил он, — как ни странно, но вы мне симпатичны и чем-то напоминаете мне сына. Дело прошлое, и я, пожалуй, расскажу правду о том трагическом происшествии. В тот вечер, — начал говорить Нефедов, — я задержался на работе, а когда собрался домой, в кабинет буквально ворвался Димка. Был он изрядно пьян и прямо с порога сказал, что в драке у кафе он ударил камнем по голове какого-то парня, которого скорая помощь увезла в больницу. Я тогда еще спросил у него, видел ли кто-нибудь эту драку, но он ничего не мог вспомнить. А потом зазвонил телефон, и в трубке я услышал голос, представившийся оперативником из отделения милиции Мавриным. Мне однажды приходилось с ним сталкиваться, когда украли посуду из исполкомовской столовой. Отвратительный человек, скажу я вам, грубый и, как мне тогда показалось, — очень жадный до денег. Так вот тогда он мне по телефону и сказал, что натворил мой сын, — продолжал Нефедов, — а еще предупредил, что есть свидетели, которые все это видели и готовы дать показания. Я тогда умолял его что-нибудь сделать, чтобы вытащить Диму из этой истории; он мне тогда и назвал сумму в пять тысяч рублей за отмазку сына. Я согласился, а вечером к моему дому подъехал Маврин и я отдал ему эти огромные деньги, которые мы собирали с женой для покупки дачи. Ну вот, собственно, и все, — выдохнув, проговорил Нефедов, — а потом я узнал, что задержали какого-то мужика и суд, признав его виновным в убийстве того парня, отправил его за решетку.

— И не было вам, тогда еще ответственному работнику исполкома, жалко того невиновного человека, которого арестовали вместо Дмитрия? — спросил Кудрин.

— Нет, я тогда об этом не думал, для меня тогда главным было вытащить сына из этой истории, — ответил Нефедов.

— Видите, как его судьба сложилась, — задумчиво проговорил Кудрин, — как веревочке ни виться, конец получается закономерным.

— Смалодушничал я тогда, — сказал Нефедов, — но вы должны меня понять.

— Я бы хотел, чтобы вы написали на бумаге о том, что мне рассказали, — проговорил Кудрин.

— Нет, ничего писать и подписывать не буду, — резко ответил Нефедов, — Димку все равно уже не вернуть, а лишнего в его сторону говорить я не позволю. Мне искренне жаль того человека, который невинно пострадал, но вы лучше предъявите обвинение Маврину, который все это сфабриковал. Я ведь тоже, в какой-то степени, потерпевший от его корыстного умысла; он, по сути, меня шантажировал и ограбил на огромную сумму денег.

— Ну что же, не хотите писать, не надо, — сказал Кудрин, — дело действительно прошлое, невиновный уже отсидел на зоне и вернулся в Москву, да и сына вашего уже нет в живых. А Маврин свое получит, и я думаю, что это произойдет совсем скоро.

На этой мажорной ноте Женя попрощался с хозяином кабинета и направился в сторону отделения милиции.

«Ну и денек сегодня выдался, — подумал он, заходя к себе в кабинет, — такая круговерть, что мало не покажется». Женя сел за свой стол стал проигрывать в голове все то, что произошло за этот день, но позднее время и дикая усталость не дали сосредоточиться и подвести его итог.

На следующее утро, когда Женя пришел на работу, все коллеги уже сидели в кабинете за своими столами.

— Ну ты совсем заработался, — проговорил Витя Колосов, — два дня мы видели только твой «хвост», проносившийся из кабинета в кабинет и убегающий на очередную встречу.

— А у меня есть новый анекдот, — с улыбкой сказал Ерихин, — и мне кажется, что ты его еще не знаешь. Значит, так, — начал он, — врач зашел в палату и говорит лежащему на кровати больному: «Операцию вы перенесли плохо: вырывались, кричали, кусались. А вот ваш знакомый с соседней койки вел себя еще хуже!» «Еще бы, — ответил больной, — нас ведь в больницу послали мыть окна…»