Отрицание Оккама - Чингиз Абдуллаев Страница 31

Он уже подъехал к дому, когда перезвонил Эдгар.

– Мы все устроили, – сообщил он, – Шмелевживет в Доме на набережной. И он будет тебя там ждать ровно в десять вечера. Унего в полночь намечается встреча, и он сказал, что с удовольствием потратитдва часа на общение с тобой. Я попросил молодого друга моей дочери, и он вышелна Илью Шмелева через хозяйку салона, в котором тот иногда бывает. Она о тебемного слышала. Такая экзальтированная дама лет сорока. Она позвонила Илье ирассказала ему о тебе. Он очень заинтересовался.

– Хорошо хоть так, – пробормотал Дронго.

– Что ты сказал?

– Ничего. Значит, он уже знает, что я занимаюсьрасследованиями сложных преступлений? Могу себе представить, что она обо мнемогла рассказать.

– Она сказала, что ты уезжаешь и вам нужно срочновстретиться. В общем, я сам придумал эту версию. Шмелев согласился. Чем тынедоволен?

– Спасибо. Ты сделал почти невозможное. Ровно в десять часовя у него буду. Хотя это первый случай в моей жизни, когда мне назначают встречув столь позднее время в своей квартире. У него там квартира или мастерская?

– Наверное, квартира. Но точно я не знаю. Я думаю, этоне принципиально. Его отец – один из самых известных художников в стране, ипоэтому нет ничего удивительного, что у сына сразу несколько квартир и в разныхместах.

– Ничего удивительного, – согласился Дронго,повторив как эхо слова своего друга, – спасибо. Надеюсь туда ты меняотпустишь одного? И мне не понадобится твоя помощь.

– Как хочешь, – ответил Вейдеманис.

Дом на набережной, известный по повести Трифонова, был насамом деле одним из самых замечательных сооружений советской власти,сотворенных перед войной. По существу это был не один дом, а целый квартал сосвоим кинотеатром, магазинами, служебными помещениями и квартирами, где жилинаркомы, комиссары, депутаты и известные творческие люди. У этого дома быласложная судьба. Именно сюда в конце тридцатых начали приезжать черные«воронки», забирая его обитаталей в места, откуда они не возвращались. Зато«воронки» возвращались в этот дом, чтобы сначала забрать жену арестованноговрага народа, а через некоторое время и детей, которых тоже отправляли вспециальные лагеря.

В эти предвоенные годы некоторые квартиры по нескольку разуспели поменять хозяев. Уже позже, когда реабилитируют большинство бывшихжильцов, на доме начнут появляться таблички с именами и гордыми профилямилюдей, которые стали легендами при жизни; затем их имена вымарывались из учебникови книг, а затем снова возвращались в историю своего народа.

Дронго приехал немного раньше, обошел дом, разглядываямраморные таблички. Он вспомнил, как мать рассказывала ему, что бывала в этомдоме. Она участвовала в девятнадцатом съезде ВКП(б), позже переименованной вКПСС. Мать признавалась, что многим делегатам очень не нравилось словосочетание«КПСС», ведь в памяти еще свежи были воспоминания об отрядах СС, действовавшихво время войны. Но новое название утвердили, и его мама тогда приехала сюда вквартиру Поспелова, к его супруге.

Он вошел в подъезд, поднимаясь на третий этаж. Возможно,этот Шмелев прав, здесь действительно чувствуется сама история, словно оживаюттени забытых героев Гражданской войны. Он подошел к нужной ему двери, позвонил.Через некоторое время услышал шаги, и дверь открыли. На пороге стоял довольнотучный человек лет тридцати. У него были взъерошенные темные волосы,одутловатое мордастое лицо, небольшие глаза, крупная родинка на щеке. Он былпохож на своего знаменитого отца. Но тот был достаточно худощавый и высокиймужчина. Хотя сходство было очевидным. У отца были такие же глаза, волосы,круглая голова и большая родинка на том же месте.