Дом Близнецов - Анатолий Королев Страница 30

Утром, очнувшись от мандрагорова морока, Валентин обнаружил себя на полу в гостевом номере. Он был раздет догола и весь в синяках от женских укусов, что обнаружилось уже в ванной, когда он встал у напольного зеркала, отлитого в манере изысков ар-нуво: вода глубокого омута в раме из матовых жил остролиста, кувшинок и лилий, где отразился утопленник, похожий на Валентина.

Он принял контрастный душ.

Затем тщательно вычистил зубы, глубоко макая сырую зубную щетку в пороховой зубной порошок «Эдельвейс» в жестяной банке. А завершил выдворение дамских запахов с собственной кожи душистым паром одеколона «Царский вереск». Он понимал, что ночная встреча с пьяной двойняшкой сулила новое зло и яростно тискал тугую грушу пульверизатора.

Взяв полотенце, детектив подумал: «Кажется, я забыл что-то важное…» Но что именно, вспомнить не смог. Наступил третий день поиска роковых близнецов. Он ни шаг не приблизился к цели, а ситуация завинчивалась все глубже, как шуруп в стену.

Если верить словам Магды, сегодня ему предстоит встреча с собственным рыжим секретарем, которого он никогда не видел, только слышал взбучку, какую еще живой Клавиго устроил по мобиле своему помощнику. Теперь он (успешно ли?) выдал секретаря за самого архивиста, а себя обозвал всего лишь слугою профессора. Он был уверен, Магда передаст все услышанное папаше.

Что ж, он заранее примирился с вышвыриванием.

Осталось хотя бы вкусить блаженство последнего дня.

Валентин следовал распорядку.

Облачение в спортивный костюм.

Пробежка рысцой по дорожке из гравия в середке боскета.

Близняшки играли на крыше солярия в лаун-тенисс, обе в полосатых обтекающих пляжных костюмах и в соломенных шляпках от солнца. Обе призывно помахали гостю и послали по воздушному поцелую: живи, самец.

Сучки, высосали до донца мои ядра…

Тут-то он и вспомнил то важное, что забыл… когда, насытив сырую черную орхидею, Магдалина на карачках кайфа отползла по ковру и вскарабкалась на диван, она сказала, кутаясь в плед: «Имей в виду, урод, папа собирает людей для своей коллекции. Если ты ляжешь в масть, тебя ждет участь Фарро. Папа держит его при себе черт знает как долго, лет десять, а уйти отсюда без пропуска невозможно. За вход рупь, за выход — мильон».

Пробежав три петли по серпантину, Валентин повернул обратно.

Чу! — от входа в отель отъехал знакомый автомобиль с красными колесами. Ага! Прибыли новые гости.

— Новые гости? — спросил он скучающим голосом у портье за стойкой в холле, не очень рассчитывая на полный ответ.

— Извините, дон Клавиго, нам запрещено вступать с гостями в разговоры на посторонние темы…

Валентин поднялся к себе, на этот раз лифт работал.

В полдень, как обычно, явился костюмер; стала известна диспозиция застолья.

— Сегодня темой ужина будет Европа, — сказал Валерий Адонис. — Дресс-код — твидовый костюм, обувь из замши, цветная рубашка расстегнута у горла на две пуговицы, ведущий цвет — оранжевый, цвет заката Европы в духе Шпенглера…

— Видели новых гостей?

— Еще нет. Знаю, что приехал ваш ассистент. Но он вне дресс-кода. Ему костюм не нужен.

— Почему?

— Увидите.

После чего кутюрье удалился.

В паузе до вечернего застолья детектив предпринял новую попытку локации дома, тем более что это фактически поощрялось. Прогулялся по первому этажу, где слуги готовили к ужину стол, протирали до блеска бокалы, тарелки, вилки, ножи. При появлении вип-персоны они слегка цепенели, и детектив ускорял шаг. На кухне, куда он тоже сделал визит, три повара колдовали у огромной плиты. Старший кашевар любезно показал меню, где значились разные чудеса. Никаких люков в полу, никаких непонятных дверей он не обнаружил, все было открыто настежь, напоказ. Не вызвали подозрений ни второй этаж, ни третий, где располагались библиотека и галерея. Пентхауз, где проживал сам князь, был так же открыт глазам сквозь стеклянные стены, даже огромная ванна на бронзовых лапах гарпии была видна постороннему. Служанка как раз колдовала над краном, заполняя ванну горячей водой и подливая аромат из кувшина. Их глаза встретились. Девушка тут же встала у ванны по стойке смирно… вольно, вольно — махнул рукой вояжер. Прислуга была вышколена, как кордебалет. «Кордебалет?» — удивился внезапному слову Валентин. «Корд»? Как? Он не понимал, что оно означает, и вернулся в библиотеку, где отыскал словарь иностранных слов: кордебалет — танцовщики и танцовщицы, исполняющие… А! Он не стал дочитывать. Те, кто танцуют вокруг корифея, солиста, звезды. Все остальные слова на открытой странице он, к своему удивлению, знал: копигольдер, корволант, корда, кордегардия, кореопсис, кориум, корибант, корнпапир, кормофит, кордит, кордоба… И даже загадочный «корнцанг» — хирургические щипцы в форме ножниц с зазубринами на стальных ветвях для прочного захвата.

Захлопнув ненужный словник, Валентин сделал завершающую попытку отыскать убежище роковых близнецов и поднялся на самую верхотуру особняка, к астрономической площадке с телескопом. Детектив хотел еще раз оглядеть окрестности, но с моря вдруг наползло облако, и весь дом хозяина оказался накрыт чалмою тумана, пар теплой измороси был так густ, что ни моря, на пляжа, ни сосен вдоль берега, ни парка, ни башни для гостей не различить. Детектив зачем-то протянул перед собой руки, наблюдая, как кожу до самых локтей облепили крупные спелые капли. Пар на глазах конденсировался в дождь. Вдруг облако улетело, и Валентин потрясенно увидел столб радуги, которую прихотью атмосферы загнуло с неба прямо в цветник у пентхауса. Семицветный поток был так близок, что в него можно было вонзить руки, и он уже примерился тронуть радугу, как вдруг она откачнулась почти к горизонту, и уперлась дугой в даль, в гладь, в блеск Балтики, которая вновь открылась глазам человека во всем равнодушии штиля. Спускаясь на первый этаж, Валентин отметил про себя, что, когда летящая чайка влетела в радужный водопад, ее белизна никак не окрасилась, чайка осталась стерильно белой.

Тут его настигла фортепьянная музыка.

Она звучала в пустом холле, но за роялем не было пианиста. Валентин сделал опасливый шаг и увидел, как сами собой прогибаются клавиши на клавиатуре. «Ах, это же механическое пианино», — сказал он сам себе и машинально отметил, что звучит фортепьянная прелюдия Дебюсси под названием «Девушка с волосами цвета льна», но, прислушавшись, понял: нет, это прелюд «Звуки и ароматы реют в вечернем воздухе»… музыкальный пейзаж, романтический импресьон, туманная акварель небосклона, отраженная в зеркальной амальгаме горного озера.

Внезапно инструмент умолк, и наш детектив замер от тайного приступа паники: откуда он знает то, чего никогда не знал? В каких уголках памяти прятался до поры до времени дух знания музыки?