Скальпель - Вячеслав Воронов Страница 30

Мы прошли мимо недавно выстроенной церкви, небольшой, но помпезной, из дорогого серо-коричневого кирпича, монолитом возвышавшейся над кладбищем. Под куполом церкви я увидел человека, который висел на альпинистских тросах и производил какой-то ремонт. Это показалось мне символичным — результат человеческого упорства и достижений на службе у вечного и всемогущего, то, что должно пронзать вселенную и руководить нею, не может обойтись без услуг несовершенного существа с каким-нибудь примитивным инструментом и замазкой в натруженных руках.

Мы шли дальше. Взгляд мой, повинуясь настроению, мимовольно стал зацепаться за детские фотографии на памятниках. Нежные лица, наивные глаза, так мало в этой жизни повидавшие, беззащитные существа, которые ничего не успели узнать о мире, кроме одного: беспощадная мука болезни, немилосердный рок несчастного случая. Поступь моя стала тяжелой, словно в одно мгновение я перешагнул невидимый рубеж старости.

Серега поутих, умерил пыл, хотя время от времени все же выдавал перлы ироничной дури. Для него будто не существовало кладбища, он словно отмахивался от царства мертвых с его всевластностью разложения, страшного для живых своей неотвратимой перспективой, не думал о смерти, не переживал о будущем. Повседневная жизнь, естественные потребности плоти, хоть незаметно день за днём и пожиравшей себя, были для него важнее. Весь вид его и пафос слетавших с языка слов словно провозглашали: лишь дураки беспокоятся о завтрашнем дне, только зануды думают о том, чего не видят перед глазами сейчас; пусть же торжествует сиюминутность.

Работы было довольно много. Вооружившись извлечёнными из багажника «Форда» лопатами, мы спрыгнули в вырытую трактором яму и принялись бросать наверх присохшую на щедром солнце глину. Не успели мы сделать и половины, как неподалеку, среди памятников показались две фигуры в вылинялых футболках. Фигуры пошатывались от опьянения. Света, приметив их издали, обеспокоенно вздохнула.

— А она мне говорит: убей его, — вещал один из них другому. Приземистый, плотный, с широким землистым лицом, он выглядел старше своего товарища. Говорил он неспешно, спокойно, словно рассуждая о самых обычных вещах.

— Понимаешь? Говорит: убей его. Ну, я его не убил! Сосед, нормальный мужик… ну, было там… с кем не бывает? Какого хрена я буду убивать его? А она, — он сделал паузу и с претензией повел рукой, — говорит: убей его.

Напарник его (это были могильщики), сухонький, с красным носом, выделявшимся на испитом, сморщенном, как квашеное яблоко, лице, словно клюв на голове экзотической птицы, мерзко захихикал.

Подойдя к нашей яме, они умолкли. Тот, который рассказывал, как он помиловал соседа, с претензией умостил кулаки на бедра и выпученными на одутловатом лице глазами уставился на нас.

— Не понял я, — хрипло обронил он, — что здесь происходит?

— Ничего не происходит, — ответила Света.

— Как это ничего не происходит? Вы че, издеваетесь? — и он добавил несколько мерзких ругательств.

— Чего случилось? — бросил я, не прекращая работы.

— Чего случилось? — перекривил меня могильщик и подступил ближе к краю. — Это наша работа, наша территория, а он спрашивает — чего случилось! Вы пришли отнимать у нас кусок хлеба?

— Какой еще кусок хлеба? — возмутился Серега. — Что они несут?

— Ну, так получилось, — сказала Света.

— Так получилось? Хорошо у вас получается! Вылазьте из ямы, и быстро!

— Счас! Нашлись мне начальники! — гаркнул Серега.

— Да я и хотела сначала вас нанять… — пробормотала Света.

— Хотела она! Вот и нанимай!

— Получилось у них, — выдал второй и опять захихикал.

— А сколько это стоит?

— Три с половиной.

— Чего? — возмутился Серега, прекратив швырять землю. — Каких три с половиной? Сами сделаем!

— Ага, сами! Не вы здесь будете командовать, вашу мать! Вылазь из ямы!

— Да пошёл ты! Валите отсюда по-хорошему! Работнички нашлись, — снова, как ни в чем не бывало, Серега принялся копать.

Старший, помиловавший соседа, выдал длинную порцию матерщины. Света исподлобья взглянула на него и отвернулась. Он подступил еще ближе к краю и наклонился, словно усомнившись, что его услышат. В его словах появились угрозы физической расправы, но напарник благоразумно ухватил его за руку и потянул назад.

— Черт с ними, пошли! — кричал он ему, словно глухому.

— Как это черт с ними? Нет!

— Пошли, сдались они тебе!

— Жлобьё, мать их… Я не дам отбирать у себя кусок…

— Проваливайте отсюда! Быстро! — заорал Серега, прекратив работу и отшвырнув лопату, раскрасневшееся лицо его пылало злостью.

— Я тебе, сука, провалю! Голову сейчас провалю! Мозги размажу по…

— Пошли, говорю! Не заводите его, он в Афгане служил… Пошли, пошли! Тебе сегодня в ночную идти, а ты начинаешь…

Могильщик потащил товарища, как буксир инертную, неповоротливую баржу. Тот орал матом без остановки, глаза его остекленели. Шагов через двадцать он споткнулся об одну из оградок и чуть не упал. Это вывело его из себя окончательно, и он с диким ревом принялся расшатывать злощасную оградку. Напарник, с опаской оглядевшись, покрепче схватил его за руку, и, перекрикивая уговорами рычание и ругань, пытался оттащить его от ни в чем не повинной оградки. Наконец, это ему удалось. Обнявшись, шатаясь и не прекращая сквернословить, они направились в сторону кладбищенской сторожки.