Вышибала - Александр Ли Страница 30

Прошло три часа после операции. Я сижу у кровати своей новой пациентки и боюсь уснуть. Первые несколько часов после лапаротомии – самые опасные. Пульс есть, но весьма слабый. Показания сердечной деятельности – сниженные. Легкие работают на пределе. Из-за инфекции может быть отек. Я нашпиговал незнакомку всеми возможными препаратами, чтобы помочь ее организму справиться с заразой, разбушевавшейся внутри него.

Но эта рана!.. Пуля, которую я достал из живота девушки, маленькая, калибра 5,45. Про них говорят, что они со смещенным центром тяжести. Конечно, это выдумки – мол, попала такая пуля в ногу, а вышла из руки. Просто они легкие и за счет этого немного нестабильны в полете. Попадая в мягкие ткани, эти пули, как правило, разворачиваются боком и начинают кувыркаться, крошить тело в фарш. Да, лучше бы в девчонку выстрелили из обычного гранатомета. Шучу. Надо выпить кофе, срочно.

Прошло шесть часов после операции. Она еще спит. Лицо бледное, как у покойницы, но с таким ранением оно и неудивительно. Я надеюсь, что смог убрать все лишнее, не опоздал, что антибиотики работают вовсю и заражения не будет, ее сердце все же выдержит. Надеюсь, что не упаду прямо здесь, в палате, и не усну мертвецким сном, потому что я почти двое суток на ногах, а годы уже не те.

Я подхожу к зеркалу над умывальником, споласкиваю лицо ледяной водой. Из серебристой поверхности на меня смотрит брюнет с легкой проседью в волнистых волосах. Под глазами, покрасневшими от недосыпа, залегли тени.

Мне тридцать шесть. От предков-конкистадоров я получил сильное гибкое тело с развитой мускулатурой, но последние десять лет работаю хирургом в городе пороков. Год работы здесь идет за два. Значит, мне уже сорок шесть.

Надо же, немногие обитатели этого дивного места могут похвастаться, что дожили до такого возраста. «Жить быстро, умереть молодым» – вот девиз большинства моих клиентов. Я по мере сил с этим борюсь.

Черт! В глаза будто кто-то насыпал мелкого колкого песка. Я еще раз брызгаю в лицо водой, массирую глазные яблоки сквозь сомкнутые веки, делаю несколько глубоких плавных вдохов и резких выдохов. Этот метод называется капалабхати, один знакомый индус показал. После него организм согревается, взбадривается. Кроме того, он стимулирует шишковидную железу, влияющую на ритмы сна и бодрствования.

Девушка спит. Я почти ей завидую.

Восемь часов после операции. Наверное, она родилась в рубашке. Я ведь мог отказаться ехать с этим фермером, вообще не быть в клинике в этот час, нажать на газ и просто не обратить на нее внимания. Но почему-то звезды на небе сошлись именно так, а не иначе. Теперь я в ответе за эту прелестную девушку.

Время тянется медленно, на мониторе тихо мерцают цифры и графики, характеризующие работу органов. Давление очень низкое, это плохо, но при такой ране ничего другого ожидать не стоит. Я меняю капельницу. Надо достать кровь для переливания.

За окном косые лучи утреннего солнца ложатся на голубую гладь бассейна, слышны голоса первых птиц. Я вспоминаю прошлую ночь и анализирую, все ли сделал правильно. Печень и селезенка, к счастью, оказались не задетыми. Но мне пришлось отрезать часть пищевода и тщательно промыть брюшную полость – начинался перитонит. Вдобавок поврежден крупный сосуд, из-за чего и случилась серьезная кровопотеря.

Ничего. Девчонка сумела дождаться меня, валяясь в грязи на обочине дороги за десять миль от города. Она не умерла на операционном столе, значит, просто обязана выкарабкаться. Тем более теперь, когда мы вместе боремся за ее жизнь.

Я делаю несколько движений для разминки и иду освежиться в бассейн. Все-таки ничто так не бодрит, как купание в холодной воде. Прыгаю солдатиком, и обжигающий холод проносится по телу будто мочалка из акульей кожи. Я выныриваю, энергично проплываю до бортика и назад. Такое ощущение, будто вместо крови у меня в венах пузырится ледяное шампанское.

Я плескаюсь где-то с четверть часа, потом двигаю на кухню. По моим подсчетам, девушка должна вот-вот проснуться. Надо быть готовым. Я варю кофе, делаю бутерброды, отправляюсь в палату и смотрю на показания, светящиеся на мониторе.

Сердце моей подопечной бьется ровно, пульс стал лучше. Да и давление немного повысилось. Так держать!

Внезапно веки больной задрожали и с усилием поднялись. У девушки оказались синие, почти фиолетовые, глаза. На скуле сияет лиловый синяк.

Но я в который раз ловлю себя на мысли о том, что она головокружительно, безумно красива. Густые темные брови и такие же ресницы. Когда она закрывает глаза, они ложатся на щеки, отбрасывая глубокие тени. Четко очерченный овал лица, высокий лоб. Аккуратный, чуть вздернутый носик. Слегка припухлые, удивительно изогнутые губы – как будто она улыбается.

Такие губы хочется целовать, пока не прекратится дыхание. Да, Мани, пора признать очевидное. С возрастом люди становятся все сентиментальней.

Я отхлебываю кофе. Девушка снова открывает глаза и смотрит так, будто не знает, чего от меня ожидать. Губы подрагивают, но, видимо, говорить она еще не в силах.

Я поглаживаю ее по прозрачной руке и успокаиваю как испуганного зверька:

– Не бойтесь, я друг. Вы у меня дома, и здесь вам ничего не угрожает. – Девчонка удивленно поднимает бровь, и я продолжаю: – Вы были тяжело ранены. Я нашел вас на обочине вчера ночью, привез сюда и вытянул пулю. Вот она. – Я подношу к ее глазам кювету с маленьким кусочком металла. – Главное для вас теперь – покой и желание побыстрее встать на ноги. Я не спрашиваю, как вас зовут и что произошло минувшей ночью. Захотите – расскажете, нет – воля ваша.

Девушка благодарно смотрит на меня. Ее тонко вырезанные ноздри подрагивают.

– Хочу кофе, – шепчет она.

Я ставлю чашку на край столика и говорю:

– У вас кишечник заштопан в двух местах. Еда сейчас – только через капельницу. Вы, кстати, позавтракали час назад. Так что наслаждайтесь ароматом. А через недельку будет вам и кофе, и пирожные. Шучу.

Она закрывает глаза и засыпает. Это хорошо. Во сне ничего не болит. А что такое боль, она, похоже, хорошо знает.

Я выхожу из палаты и плотно прикрываю дверь. Девчонка просто молодец! Похоже, операция прошла успешно и молодой организм начинает восстанавливаться. Надо же – кофе!..

Я улыбаюсь про себя. Она чертовски мила. Я звоню в клинику, беру на сегодня выходной, в очередной раз меняю незнакомке капельницу и падаю на диван в гостиной. Отрубаюсь почти мгновенно. Имею право.