Сам без оружия - Алексей Фомичев Страница 30

Роман длился несколько месяцев и закончился срочным отъездом девушки в Англию. Отец вдруг испугался, что та по глупости еще выскочит замуж за никому не известного русского и не дай бог родит ребенка.

Известие о начале мировой войны он встретил в Париже, куда его вызвали эсеры. Событие не особо его взволновало, хотя партийные товарищи взахлеб говорили об этом и постоянно спорили, обсуждая дела на фронте и возможные успехи русской армии.

Пожив в Европе, Григорий стал смотреть на вещи иначе. Война для него была чем‑то далеким и непонятным. Как и споры эсеров относительно судьбы России и ее будущего. Политика и ее проблемы стали вызывать в нем отвращение.

В конце девятьсот четырнадцатого года Григория отправили в Швейцарию. Там он посещал стрелковый тир и выучился прилично владеть пистолетом и револьвером. Во всяком случае, центр мишеней дырявил исправно. Товарищи из партии с одобрением следили за увлечением молодого человека. И даже рекомендовали не бросать занятия. Григорий тогда подумал, что в недрах партии эсеров зреет мысль о создании новой боевой организации. Правда, самому Григорию такая перспектива не особо нравилась.

Он размышлял, чем заниматься дальше. Можно было работать вместе с Бертоном в его школе, можно вернуться в торговую фирму или принять предложение Роба и уехать в Северную Америку, начать там совместное дело.

Ехать обратно в Россию он не хотел. Воровская жизнь подзабылась, а новомодной ностальгии по Питеру он не испытывал. Григорий еще колебался, как быть, но летом девятьсот пятнадцатого пришла весть, что брата выпустили из тюрьмы, а отец вернулся в столицу.

Повидать их Григорий, конечно, хотел и стал просить эсеров помочь с возвращением. В сентябре его переправили через Балканы в Одессу, а оттуда он уже сам вернулся в Петроград. Не узнавая родной город и людей. Дивясь суете и шуму, обилию военных на улицах и плакатам с воззваниями.

Он понял, что придется привыкать заново и к дому, и к родным, и даже к самому себе – другому человеку, приехавшему из совсем иной жизни.

…Утром Григорий встал как новенький, голова не болела, на грудь не давило. Он умылся, надел новую одежду, что выложила Клаша, вышел на кухню. Его подруга хлопотала у стола, готовя завтрак. Обернулась, увидела Григория, несмело улыбнулась.

Он сел на лавку, усадил девушку рядом.

– Я сильно бузил вчера?

– Да нет, милый, все хорошо.

– Все нехорошо! Брательника моего и отца убили.

– Ты говорил.

– Меня могут искать. Тебе надо уехать. Срочно. Тетка твоя в городе?

Клаша испуганно охнула.

– Тетка здесь? – жестче повторил Григорий.

– Здесь, здесь…

– Пусть присмотрит за лавкой и за товаром. А ты собирайся.

Клаша держала небольшую лавку, где торговала всякой мелочью. Навар небольшой, но его хватало на безбедную жизнь.

– Гриша, миленький…

Он обхватил ее за плечи, притянул к себе.

– Пойми, будут меня искать, выйдут на тебя. Еще лавку отнимут. Уедешь на месяц, все стихнет.

– А как же ты?

– Я… – он невесело усмехнулся. – Я как‑нибудь. Тоже уеду… скоро. Все, давай!

Он поднял ее, легонько ударил по заду.

– Корми меня и собирайся! Деньги спрячь получше. Я тебя провожать не буду, чтобы нас вместе не видели. Да, вещи мои отдай тетке, пусть спрячет. Или продаст. Я поеду налегке, что нужно, куплю по дороге.

Не обращая внимания на слезы и причитания миленки, Григорий поел, выпил молока и пошел собираться.

Он надел новый костюм спортивного покроя, ботинки. Сунул в специально сделанную по отдельному заказу кобуру браунинг модели 1910, в карман опустил финку. Проверил содержимое бумажника. Денег хватает, это уже хорошо. Посмотрел на себя в зеркало. Молодой, спортивный, подтянутый. Только взгляд не очень радостный. Ну ничего. Сделает дело – повеселеет. Зато полиция его не узнает, в таком виде Гриша‑Скок никогда не появлялся.

Через полчаса Григорий покинул дом Клавдии, поймал пролетку и поехал в город. Прежде чем начать поиск того легавого, нужно сперва посмотреть, что и как в столице. Оценить, понять, прикинуть. А там уж придумать, что делать дальше. И делать ли вообще.