Варшавские тайны - Николай Свечин Страница 30

Иванов посмотрел на шефа с недоверием и вздохнул:

— Ну, вам виднее… А хуже всего ничего не делать. Иначе потеряем Варшаву! Если бы вы при аресте поляка застрелили — почувствовали бы на себе! Это им русского не жалко.

— Мне Гришку тоже не жалко, — отрезал Лыков, и его помощ ник счел за лучшее переменить тему:

— Скоро Духов день. Матушка мечтает с вами познакомиться. Приглашаю в гости.

— Извини, не могу. Уже отпросился у Гриневецкого на оба праздничных дня. Уезжаю в Бад Вильдунген, навещу Павла Афанасьевича. Он там один, кругом немчура. Горюет небось… Если позволит ему здоровье, отвезу домой. После Троицы вернусь.

— Жалко, — вздохнул письмоводитель. — Ну, тогда хоть в воскресенье!

— Там будет видно. Пока скажи мне вот что. Вчера, до того как ты на Бураковской хулиганил, стекла бил… Помнишь, я посылал тебя в ресторан? Расспросить кельнера насчет извозчика, что увез Сергеева-третьего с дамой.

— Помню.

— Ты сделал это?

— Конечно. Только зачем оно теперь?

— Я хочу понять: та полька была в сговоре с бандитами или нет? Ведь если она навела штабс-капитана на ножи, значит, соучастница. Тогда ее нужно найти и наказать.

— Надо тех троих расспросить, что в следственной тюрьме.

— Я поеду туда завтра. Сегодня перекур… Составишь мне компанию. Но скажи про кельнера. Как его? Войцеха. Что он сообщил?

— Дайте вспомнить… Мне ведь в тот день чуть шею не перепилили.

— Так ты ничего не записал? — рассердился Лыков.

— Да там нечего было записывать! — стал оправдываться Егор. — Они сели к фурману, который их поджидал. Брюнетка сказала: «Ко мне домой». Фурман пану Войцеху не знаком. Повозка, упряжь — самые обычные, бесприметные. Лошадь соловой [34]масти. Таких сотни в городе.

— Значит, загадка про брюнетку остается, — констатировал Алексей. — Но давай отложим ее на потом. Сегодня будем отдыхать. Заслужили за вчерашнее. Хочу в театр! Отведи меня в хорошее место, покажи здешние артистические силы.

— Запросто! — повеселел Егор. — В Варшаве два настоящих театра: Большой и Разнообразный. И оба находятся в одном здании. Вон оно, на той стороне площади, в окно видать.

— Хорошо, и идти недалеко. Но в какой посоветуешь?

— В Разнообразный. Большой скучноват. Поют серьезные оперы, приходить надо во фраке и белом галстуке. Где бы их еще взять! Да и буфет не для моего кошелька.

— О буфете не беспокойся. Мы, камер-юнкеры, народ денежный.

— А в Разнообразном веселые оперетки. Еще кордебалет! Барышни в юбках чуть не до колена, и такое выплясывают!

— Юбки до колена? — оживился Лыков, неделю живущий холостяком. — Это надо увидеть. Идем!

Так они оказались в театре. Комическая опера Целлера «Форнарина» исполнялась на немецком языке, и коллежский асессор ничего не понял. Девки из кордебалета тоже подвели. Они вышли в платьях на три вершка всего выше лодыжки и слишком быстро продефилировали по сцене. Разочарованный Лыков в антракте ушел в буфет. Егор, знающий язык, остался досматривать оперу. Едва сыщик пригубил пиво, как сзади его окликнули:

— Пан Лыков! Какая приятная встреча!

Он обернулся и увидел вчерашнего ресторатора Крухляковского. Тот отчаянно махал руками и тараторил:

— А мы тут со всем семейством! Берите вашу кружку и садитесь до нас. Вот, прошу познакомиться: пани Ванда, в честь которой заведение, и моя цурка Гонората.

Лыкову пришлось подойти. Тем более что Гонората была очень мила и не меньше отца призывала гостя пересесть. Сыщик устроился за их столиком. Крухляковский весь сиял от непонятного удовольствия.

— Называйте меня пан Тадэуш! Будем поближе друг к другу.

— В таком случае я для вашего семейства пан Алексей.

— О! Какое славное имя! — пришла в такой же необъяснимый восторг пани Ванда. — Чувствуйте себя среди друзей, пожалуйста. А то мой Тадэуш скучает в дамском обществе, ему не с кем выпить жубровки!

Недоумевая, чем он так приглянулся полякам, Алексей поддержал разговор:

— Вы, пан Тадэуш, тоже заскучали в немецкой опере?

— Увы, пан Алексей, — усмехнулся толстяк. — Меня увела в буфэт жона. Скоро… ближе к середине второго акта, Форнарина появится в трико… как уж по-русски?

— Телесного цвета, — вдруг подсказала дочка.

— Да, в телесном. И очень-очень обтягивающем. Издали кажется, что она совершенно голая.

Лыков беспокойно заерзал. Ах он дурак! То-то все офицеры остались в зале, никого нет в буфете! Пани Ванда укоризненно погрозила мужу пальцем:

— Старый… Гонората, как это?

— Видимо, сладострастник, — хихикнула барышня.

— Ну, пусть будет так. Ты зачем обманываешь пана Алексея? И вовсе не кажется, что она голая! А потом тощая — фуй! — одни ребра торчат…

— А где же ваш помощник пан Иванов? — тут же переменил разговор Крухляковский.

— Пан Егор тоже здесь. Но он в зале, досматривает оперу.

— О! Молодой человек любит музыку! Это так редко теперь. Мы были другие, другие… Пан Егор показался мне очень… ну как это по-русски?

— Смышленым, — неожиданно серьезно пояснила Гонората и внимательно посмотрела на Лыкова. Тот смешался. Что значит весь этот разговор? Сыщик слышал, что русские живут в Варшаве как во вражеском городе. Местное общество закрыто для них. Поляки холодно-вежливы в делах служебных и недоступны во всех остальных. Увидеть пана в частной жизни, быть представленным жене и дочке совершенно исключено. А тут его тащат в друзья на аркане. Для чего? Крухляковский должен был вежливо поздороваться и сразу отвернуться — а вместо этого посадил русского за свой стол. Случившееся было необычно и требовало объяснений. Кроме того, Лыков нуждался в предлоге, чтобы вернуться в зал и посмотреть на мамзель в трико… Поэтому он встал, одернул сюртук и сказал:

— Я сейчас приведу пана Егора. Нечего ему сидеть там в одиночестве, когда здесь такая милая барышня.

Гонората даже не порозовела, а наоборот, спросила в лоб:

— А он действительно смышленый? Или моему папаше только показалось?

Барышня выясняла не просто так, а по делу. Поэтому Алексей ответил развернуто:

— Да, он умный, порядочный, с серьезными мыслями. Егор родился в Варшаве и, безусловно, не враг полякам. Я ожидаю для него хорошее будущее.

Чета Крухляковских переглянулась, и пан Тадэуш сказал недовольно:

— Моя цурка тоже не такая, какой была жона в ее возрасте. Извините ее, пан Алексей. Мы с Вандой не знаем, что с этим делать.

— Ничего страшного, — утешил ресторатора Лыков. — Мы тоже не всегда радовали родителей. И наши дети живут свою жизнь, а не нашу… А у Егора сегодня радостное событие: он получил повышение в должности. И представлен к первому классному чину. Между прочим — сообщаю для барышень — за храбрость. Он участвовал в аресте опасных убийц, рисковал жизнью и за это награжден. Предлагаю отме тить такое событие вместе.