Акведук на миллион - Лев Портной Страница 30

Я очнулся от утробного воя. Перепуганный кот Розьер голосил над самым ухом. Запах соломы, смешавшись с дымом, в другое время напомнил бы деревенскую идиллию, но сейчас раздражал. Мучила головная боль. Я чувствовал себя разбитым, словно видел кошмары, проснулся, а обрывки снов все еще терзали воспаленное воображение.

Хотелось вновь уснуть и спать до тех пор, пока не отпустит мигрень, не вернутся силы и бодрость.

Зато душа вышла из оцепенения. Вспомнив о грозившей опасности, я встрепенулся, готовый бороться за свою жизнь, за жизнь Сандры, а буде возможно — и за жизнь котенка, и обнаружил, что лежу, одетый в шубу, и еще одной шубой накрытый сверху. Меня охватили стыд и смятение. Получалось, что графиня де ла Тровайола пожертвовала мне свою одежду, тем самым лишив себя последней защиты перед лицом смерти.

Я посмотрел вверх и обомлел. Алессандра с акробатической ловкостью разместилась на железном обруче и стравливала дым, проткнув палашом оболочку шара. Я не знал, сколько времени она так сидела — сохраняя равновесие на узкой опоре и вытянув вверх руку с тяжелым клинком, но держалась графиня из последних сил.

— Алессандрина! Алессандрина! — закричал я.

Сбросив шубу, я с трудом поднялся на ноги и протянул навстречу спасительнице руки, еще не разобравшись, слушаются ли они меня как следует. Графиня посмотрела вниз, улыбнулась мне вымученно, прошептала:

— Ты жив…

И упала. Я подхватил ее, и мы повалились на дно гондолы. Палаш едва не разрубил пополам кота. Розьер взвизгнул и бросился наутек. Обежав вокруг жаровни, он наткнулся на нас с другой стороны, кинулся обратно — опять наша куча-мала! Тогда котенок прыгнул на стенку, вцепился в ивовые прутья и уставился на нас обезумевшими глазами.

Я сжимал в объятиях Сандру. Ее тело, прежде сильное, потеряло упругость. Я положил ее на солому, сбросил с себя шубу, чтобы не сковывала движения. Графиня пребывала в полуобморочном состоянии, но ее глаза светились радостью. Я хотел укрыть Сандру, но она слабой рукой оттолкнула шубу и прошептала:

— Теперь все хорошо. Все будет хорошо.

Я покрыл ее лицо поцелуями. Она ответила чуть слышным стоном:

— Рука… рука…

Я принялся растирать ее правую руку — ту, которой она бог весть сколько времени держала тяжелый палаш. О собственных недомоганиях я и думать забыл.

Котенок наверняка полагал, что именно мы причина обрушившихся на него испытаний. В сущности, он был прав. До нашего появления он блаженствовал возле теплой жаровни, надежно скрытый от стаи бродячих псов стенами гондолы. Заметив, что мы заняты друг дружкой, Розьер спустился со стены и на полусогнутых лапах, прижав уши и поджав хвост, пробежал по кругу. Не обнаружив лазейки, он вновь вскарабкался по ивовым прутьям и выглянул за борт. Открывшаяся картина повергла котенка в ужас, он спрыгнул и сиганул под шубу, откуда затем выглянул с затравленным видом.

— Хватит-хватит, спасибо. — Графиня высвободила руку.

Алессандрина смотрела на меня с такой благодарностью, словно это не она, а я совершил героический подвиг и спас нас обоих. Правда, справедливости ради, нужно отметить, что именно она подняла розьер на столь опасную для жизни высоту.

Графиня протянула левую руку, погладила меня по щеке. Я перехватил ее ладошку и осыпал поцелуями. Она улыбнулась, но вдруг сделалась серьезной. Жестом попросила помочь и, опершись на меня, встала на ноги. Облокотившись о борт, она огляделась и с облегчением вздохнула. Я ожидал, что Алессандрина вновь займется записями в журнале, но ошибся.

— Посмотри, как красиво, — с восхищением произнесла она.

Я поднялся на ноги. Сильный ветер по-прежнему не располагал к длительным созерцаниям, но ради раскрывшегося нашим глазам великолепного зрелища можно было и потерпеть.

Земля сверху выглядела необъятным полотном, расчерченным аккуратными геометрическими фигурами, полотном чистым, словно тщательно выметенным все тем же жестоким ветром. Облака, как и в детстве, представлялись сказочным миром с добрыми великанами и диковинными существами. Странно было думать, что они таят смертельную угрозу тем, кто осмелится подняться в небо.

— Heus-Deus, нашел же ты местечко для рая! — воскликнул я и перекрестился.

— Направление изменилось, — сообщила графиня. — Мы возвращаемся к Санкт-Петербургу.

— Предпочел бы сойти заранее, — буркнул я.

— Протрубишь еще раз? — усмехнулась графиня.

— Нет уж, уволь, — отмахнулся я. — И все же, утоли любопытство. Зачем нужна эта труба на борту?

— Дмитрий Львович Нарышкин вручил эту трубу профессору с просьбой протрубить над толпою во время зрелища.

— Вот в чем дело, — кивнул я.

Оркестр роговой музыки Дмитрия Львовича славился на весь Петербург. Конечно же и к музыкальным инструментам Нарышкин относился трепетно. И труба — участница полета на воздушном шаре заняла бы особое место в его коллекции.

Что ж, не профессор, так я исполнил волю Дмитрия Львовича.

— Кажется, нам не повезет, — промолвила Алессандрина.

— Что случилось? — обеспокоился я, не склонный более недооценивать ее слова.

— Нас несет прямо на лес. — Она показала рукой.

Розьер снижался. Мы летели над полем, а впереди темнел лес. На большой высоте мы ощущали ветер, но не чувствовали скорости полета. Но теперь, когда сделались различимы пожухшая осенняя трава и мелкие ветки, я увидел, что розьер летит слишком быстро. Мне и об землю не хотелось бы грохнуться с таким размахом, а уж об деревья в лесу — тем более.

— Будем сбрасывать балласт, — сказала графиня.

— Может, не стоит? — забеспокоился я.

— Не волнуйся, мы поднимемся невысоко, — улыбнулась мне Алессандрина. — Я постараюсь провести розьер над кронами деревьев и посадить, как только появится открытое место.