В Париж на выходные - Сергей Васильевич Костин Страница 30

— Старший инспектор Бонжан, комиссариат 5-го округа. Я могу задать вам пару вопросов?

— Разумеется.

Я взглянул еще раз на тело, лежавшее на носилках, и сказал портье:

— Я бы чего-нибудь выпил, — потом посмотрел на полицейского и добавил. — Вы не хотите?

Полицейский с улыбкой поблагодарил меня — весь его вид говорил, что он на работе. Я не жалел, что так очевидно глупо предложил ему выпить — по-моему, я отыграл эту сценку вполне естественно. А выпивка всегда позволяет задержаться.

Справа от стойки был небольшой бар с тремя высокими табуретами, в котором обслуживал тот же портье.

— Виски, — сказал я ему и взобрался на крайний табурет.

— «Баллентайнз», «Джек Дэниэлс»?

— «Джек Дэниэлс», двойной.

Полицейский подошел к стойке и положил на нее желтый блокнот в клеточку.

— Ваше имя и фамилия, пожалуйста. У вас с собой есть документ?

— Эрнесто Лопес. Да вот мой паспорт, вам так будет удобнее.

Пока полицейский доставал ручку, я успел придумать себе домашний адрес: Сарагоса, улица Кальдерона, 16. Но полицейский счел этот вопрос лишним — он лишь переписал фамилию и номер паспорта.

— Когда вы остановились здесь?

— Сегодня вечером.

— Лед? Содовая? — спросил портье.

Я знаком остановил его, взял стакан и отхлебнул половину.

— Извините! — сказал я полицейскому.

Его прозрачно-голубые глаза не выражали никаких эмоций.

— Посмотрите, пожалуйста, на человека, который лежит на носилках. Вы не сталкивались с ним?

Я допил виски, поставил стакан и обернулся. По знаку допрашивающего меня полицейского его коллега отстегнул молнию почти до груди трупа. Штайнер был в темном костюме с белой рубашкой и галстуком, в которых он, по-моему, и обедал на теплоходике, на бато-муш. Его лошадиная голова была повернута к нам, глаза закрыты, крошечный лоб неандертальца сморщен, как от внезапной боли.

Странная вещь, в его бутоньерке остался цветок. Но это была не роза, с которыми к вам во всех парижских ресторанах и кафе пристают смуглые уличные торговцы, арабы или бенгальцы. Нет, Штайнер элегантно украсил свой темно-синий, почти черный костюм двойным цветком герани.

— Так что? — спросил инспектор.

— Нет, я его не видел, — очнулся я, знаком попросил портье налить мне еще порцию и добавил. — Я снял номер вечером, где-то около девяти, и сразу пошел ужинать. А вернулся вот только сейчас.

— Спасибо, месье, — полицейский закрыл блокнот и попытался сунуть его в карман. Блокнот не помещался.

— Сожалею, что не смог вам помочь, — вежливо отозвался я.

Новая порция виски позволяла мне задержаться в холле еще минут на пять-десять. Инспектор отдал распоряжение санитарам — они подхватили носилки и пошли вниз, чертыхаясь на крутой винтовой лестнице. Уходя, полицейский обернулся к портье.

— Завтра в десять, — напомнил он.

— Конечно! Спасибо, г-н старший инспектор.

Видимо, портье удалось уговорить полицейских убраться поскорее. Не лучшая реклама гостинице — люди приезжают в Париж, чтобы наслаждаться жизнью, а не сталкиваться со смертью. Эксперты тоже потянулись на выход.

В ответ на мой вопросительный взгляд портье жестом попросил меня подождать и набрал номер по телефону.

— Месье Оди? Это Венсент. Они уже ушли, месье Оди. Да, месье Оди. Не знаю, может быть, теперь вам и нет смысла приезжать. Нет-нет, месье Оди, говорю вам, большого шума не было. Конечно, месье Оди! Спокойной ночи, месье Оди!

Портье повесил трубку и пожаловался мне:

— Что за ночь! Ну почему это должно было случиться в мое дежурство!

— Инфаркты случаются, — невинно произнес я.

Портье высунулся в холл, чтобы убедиться, что никого из экспертов не осталось. Ему явно хотелось снять стресс, а пить на дежурстве он не мог. Он вышел из-за стойки и показал мне на кресло у окна.

— Тот господин из 404-го — он немец — сидел вон там. Он заказал кофе и смотрел проспекты, вероятно, кого-то ждал. Ему было жарко, он даже открыл окно. Потом уезжали жильцы из 502-го, я отвлекся. У них было много вещей, они даже попросили шофера такси подняться, чтобы помочь им — я-то не имею права отходить отсюда, а Миланка уже ушла. Потом пришли те два господина. Похоже, господин из 404-го ждал не их, потому что он был недоволен. Те двое ничего не заказывали, просто сидели там, разговаривали. А потом тому господину из 404-го стало плохо, он завалился всем телом на бок. И те двое сразу бросились бежать со всех ног. Как вы думаете — они ведь могли и меня убить как свидетеля?

Негр замолчал, подумал и добавил:

— Я, наверное, не должен никому об этом рассказывать. Ну, кроме полиции.

Я согласно кивнул, закончил вторую порцию виски и попросил следующую.

— Попробуй теперь уснуть, когда здесь такое произошло. Прямо детектив! — сказал я, приглашая портье продолжить исповедь.

— Я здесь третий год работаю, никогда не было ничего подобного, — охотно подхватил африканец. — Те два господина, которые ругались, тоже немцы были. Я-то немецкого не знаю, но они говорили не по-французски, а поскольку господин из 404-го был немец, то понятно, что они говорили по-своему. Я так полицейскому и сказал. Мне завтра к ним в комиссариат придется пойти, чтобы подписать там всё и посмотреть фотографии. Я их рожи теперь до самой смерти не забуду.

Расспрашивать, как выглядели убийцы, с моей стороны было бы неосторожным.

Я поднялся в свой крошечный номер 401. В хороших гостиницах, типа «Де Бюси», вечером зажигают мягкий свет у постели и кладут на покрывало шоколадную конфету, чтобы жизнь казалась еще слаще. Здесь такая деликатность была не в ходу — меня встретил только застоявшийся воздух с легкой примесью дезодоранта. Я открыл окно и набрал номер по французскому мобильному.

— В полдень, — сказал я по-французски, когда звонок приняли.

— Вы ошиблись, — по-французски ответил Николай.