Главная партия для третьей скрипки - Анна и Сергей Литвиновы Страница 3

Арине, после еды и шампанского, отчаянно хотелось курить.

Она делано зевнула:

— Может, спать пойдем?

— Как? — мама округлила глаза. — А Дед Мороз?

— Но ты ведь мне утром подарок сделала!

— То я. А от Деда Мороза смотри под елкой.

Арина смутилась. Она еще за завтраком вручила маме набор золотисто-коричневых теней (подчеркивать «фамильные» глаза) и считала тему презентов исчерпанной.

Но послушно встала, пошла смотреть.

Под елкой лежал обычный, без картинок и подписей, конверт.

А внутри — дочка своим глазам не поверила! — два билета на московские гастроли театра Ла Скала.

— Мам! — восторженно взвизгнула Арина. — В партер! Они ведь по восемь тысяч! С ума сошла!

— Но ты сама говорила, что очень хочешь сходить.

— Да мы вместе сходим, о чем ты! Но все равно: так дорого! Могли бы по «Культуре» посмотреть.

— Брось! — отмахнулась мать. — Ты музыкант, и должна слушать своих коллег вживую.

— А как ты билеты достала? Их в продаже ведь вообще не было. Еще и спекулянтам доплачивала?!

— Обижаешь. Есть квота, которую через кассы обязаны провести. Поехала к шести утра — к десяти очередь подошла.

— Мам, ну, просто супер! В оркестре все от зависти полопаются!

— Может, с кем-то оттуда пойдешь?

— Ой, да ну! Мне с тобой интересней.

И ведь не соврала почти. Маманчик, конечно, деспот. И переспорить ее невозможно — что поделаешь, бывший завуч. Зато лишь от нее Арина не ждала никакого подвоха. Единственный человек, кто всегда, безусловно на ее стороне. И любому обидчику дочери глотку порвет.

Да и в быту удобно. Квартира всегда вымыта, еда есть. Счета оплачены, набойки, химчистка, даже мелкий ремонт — все на маме. И никогда не жалуется: «Вот, мол, я тебя кормлю-обстирываю». Ведет хозяйство легко, быстро и с удовольствием.

Арина водрузила билеты на комод, попросила:

— Не убирай. Буду каждый день любоваться. Спасибо тебе, Дед Мороз!

Мама взглянула как-то странно:

— А какое ты желание ему загадала?

— Ну, нельзя ведь говорить, — смутилась дочь.

— Хоть намекни.

— Да глупость я загадала, — призналась Арина.

— Все исполнится, — серьезным голосом заверила мама.

— Ты окончательно вошла в роль? В смысле, Деда Мороза?

— Нет, Аришка. Просто странное ощущение — будто я вижу, что будет дальше.

— Мам, ты чего? — встревожилась дочь.

— Нет-нет, не волнуйся. Это пока не Альцгеймер. Скорее, просветление. Случается иногда в моем возрасте. «Старица предсказывает будущее». Или «открылся портал» — как молодежь говорит. Но такое случается редко. Раз в году, в новогоднюю ночь.

— Ну, тогда признавайся.

— Все у тебя изменится, доченька. И путешествия будут. И новая работа. И любовь.

Арина опешила. Она, действительно, пока били куранты, успела произнести про себя: «Хочу сбежать из оркестра. Чтобы другие люди рядом. Другая страна. Другая жизнь».

И в этот момент грянул гимн.

— Откуда ты знаешь? — почти со страхом спросила она у матери.

Та расхохоталась:

— Аришка, да у тебя что в детском садике, что сейчас: все на лице написано. Давай еще по бокалу — и баиньки.

Они прикончили бутылку шампанского, разошлись по своим комнатам.

Арина не ложилась. Стояла у окна, смотрела, как взрываются фейерверки. То и дело на цыпочках подкрадывалась к двери маминой комнаты — та похрапывала, и это было очень удобно.

Наконец, когда храп стал стабильным, дочь накинула пальто и вышла на балкон.

Первая сигарета в новом году показалась особенно вкусной. И спалось после нее хорошо, сладко. А снилось — как они с мамой на гастролях Ла Скала. Почему-то не в партере, а в третьем ряду боковой ложи теснятся, пытаются хотя бы что-то разглядеть. Но вместо сцены видно только прожекторы. И кусочек оркестра — барабанщик мрачно отбивает трагический ритм.

* * *

Арина проснулась от запаха кофе. Очень в мамином духе. Вскочить — первого января! — в несусветную рань, перемыть посуду, да еще и дочку побаловать. Придет сейчас с подносом: кофеек, оладушки. И зачем нужен муж?

На часах полдень, за стенами тихо. Соседи (она сквозь сон слышала, как те бузят) наконец угомонились.

— Мам! Я проснулась! — капризно, будто маленькая девочка, выкрикнула Арина.

Вот сейчас простучит по коридору уверенной поступью завуча, откроет дверь, проворчит несердито:

— Лентяюшка ты моя.

Нет. По-прежнему тишина. Мамуля не дождалась, пока дочка пробудится? Приготовила завтрак и отправилась релаксировать? Красивой жизни она не чуралась: наполняла ванну водой, бросала пенную бомбу и нежилась по часу. На лице маска, в руке журнальчик.

Значит, придется за кофе самой идти.

Арина неохотно выползла из постели. Вот еще одна прелесть жизни без мужчин. Спишь в удобной пижаме и не надо спросонья первым делом чистить зубы или хвататься за расческу. И шаркать можно. И спину держать не обязательно.

Открыла дверь комнаты, выкрикнула:

— Ма-ам!

Тихо. Заглянула в ванную — пусто. На кухне тоже никого. И никакого кофе — запах, по-видимому, спросонья померещился. Мама решила начать новую жизнь (иногда на нее находило) и отправилась бегать или на лыжах? Нет, глупость. За окном метель, небо серое.

Спит? Да сроду она не вставала позже девяти. Говорила: «Школьная закалка».

— Куда ты делась-то? — произнесла Арина раздраженно.

И решительно распахнула дверь маминой спальни.

Обалдеть! Одеялом до подбородка укуталась и не шевелится! Может, ночью проснулась, читала, а сейчас разоспалась?

Арина собралась тихонько закрыть дверь — пусть спит. Но вдруг увидела: на полу, на боку, валяется граненый стакан. Хотя беспорядков — в любом виде — мама не выносила.

Может, ей плохо?

— Мам! — Дочка решительно подошла к постели.

Лицо спокойное, на губах улыбка. Не похоже, будто что-то болит.

Но все-таки Арина потрясла ее за плечо.

Мама не шевельнулась. Зато глаза вдруг приоткрылись. И уставились на Арину неживой, пустой желтизной.

— Мам! — отчаянно повторила девушка.

Отбросила одеяло. Схватила родную руку. Та была теплой. Но едва дочь ее отпустила — безжизненно упала на кровать.

Арине стало жутко. Не сводя глаз с улыбающегося лица, она приложила ухо к маминой груди.