Будьте осторожней с комплиментами - Александр Макколл Смит Страница 3

И все же, рассуждала Изабелла, это было написано во времена фашизма. У современных государств и их чиновников все по-другому: им нужно принимать трудные решения в эпоху торжества законов, защищающих права человека, в эпоху открытости мира. Мы не можем все уехать в Соединенные Штаты, Канаду или Австралию, или в другую благополучную страну, даже если нам этого очень хочется. В какой-то момент люди, которые уже там живут, имеют право — не так ли? — сказать, что ресурсы их страны ограничены и что их общество больше не может никого принять. Или они могут заявить, что, несмотря на необъятные просторы своей родины, они имеют право на сохранение культуры собственной страны. Мы здесь живем, могут сказать они, все это наше, и мы будем сами решать, кого пригласить. Но в ответ кто-то может возразить, что сами хозяева или их предки, вероятно, отняли эту землю у кого-нибудь еще и не ясно, почему это дает им право отказывать тем, кто явился позже. Если покопаться в истории, то окажется, что в конечном счете все прибыли откуда-то еще и даже те, кто заявляет о своих правах, на самом деле не являются коренным населением, а приплыли с какого-то другого континента.

Изабелла находила эту тему крайне сложной и замечала, что большинство людей избегают этого вопроса и не обсуждают его в открытую. Сердце подсказывало одно: тем, кто хочет начать новую жизнь, нужно по возможности помогать; но разум говорил совсем другое: о том, что невозможно пустить все перемещения на самотек. Отсюда паспорта, квоты и ограничения. «Пожалуйста, не приезжайте, — гласили эти правила. — Пожалуйста, не просите».

Она оглядела свою комнату, письменный стол, книги. Все это не будет принадлежать ей вечно, а перейдет в другие руки, и тут появится кто-то другой, и он даже не будет знать, что она существовала. Он взглянул бы на нее в изумлении, если бы она (позволим себе такую фантазию) вдруг вернулась и сказала: «Это мой письменный стол — он мне нужен». Наш мир принадлежит нам только временно: мы накладываем свою печать на то, что нас окружает, даем названия земле вокруг нас, возводим свои статуи — но все это исчезает так быстро, с такой легкостью!.. Мы думаем, что мир — наш навеки, но мы — всего лишь его временные владельцы.

Все еще углубленная в свои размышления, Изабелла просмотрела скопившуюся почту, прибывшую за последние два дня, — она была аккуратно уложена в красный металлический ящик. В основном это были рукописи. Изабелла не принимала материалы для журнала в электронном виде, поскольку не любила читать с экрана, и требовала, чтобы ей подавали статьи в распечатанном виде. А это означало, что каждый месяц дом захлестывала бумажная река, и образовавшиеся водовороты, покрутившись с неделю в кабинете Изабеллы, отправлялись в контейнеры для мусора. Отвергнутые рукописи, которые она считала недостойными внимания редакционной коллегии, часто были работами докторантов, обеспокоенных судьбой своих первых публикаций. Изабелла отказывала им в мягкой форме, выражая надежду, что авторы найдут кого-нибудь другого, желающего опубликовать их материалы. Она знала, что это маловероятно и что «Прикладная этика», наверное, уже пятый или шестой порт захода. Но ей не хотелось быть резкой: ведь когда-то она и сама была докторантом и еще не забыла, каково это.

Взяв верхний конверт из стопки, она вскрыла его.

Дорогая миз [2]Дэлхаузи!

Прилагаемая статья, возможно, подойдет для публикации в «Прикладной этике», и я был бы благодарен, если бы Вы ее рассмотрели. Она называется «Концепция сексуального извращения как орудия подавления», и в ней я исследую некоторые идеи, которые выдвинул Скрутон в своей книге «Сексуальное желание». Как Вы знаете, концепция извращения подверглась критической переоценке…

Изабелла со вздохом отложила этот материал. Ей присылали многочисленные статьи о сексе. Вероятно, некоторые философы были убеждены, что прикладная этика почти исключительно связана с сексом. Часто эти статьи бывали интересными, но порой попадались такие грязные, что при их чтении хотелось надеть перчатки. Абсурдность этой мысли сразу же стала для нее очевидной, но было забавно представить себе редакторов, читающих присланные материалы в перчатках, чтобы не запачкать руки: казалось, что от страниц исходит какая-то страшная зараза.

Недавно она получила статью, озаглавленную «Этично ли притворяться геем, не являясь таковым». Изабеллу удивило название, — впрочем, автор явно на это рассчитывал. «Привычнее, когда вопрос ставится таким образом: этично ли притворяться, что вы не гомосексуалист, когда на самом деле вы гей, — писал автор, — как будто есть что-то постыдное в том, что у вас нетрадиционная ориентация. Однако не исключено, что у некоторых может появиться желание сойти за гея».

Она улыбнулась, вспомнив эту статью, которую передала на рассмотрение членам редакционной коллегии, чтобы они вынесли вердикт. Они порекомендуют опубликовать этот материал, подумала Изабелла, даже если будут не в восторге от его содержания. «Это именно такого рода статья, которым мы должны давать зеленый свет, — уже писал один из членов редколлегии. — Нам нужно убедить общественное мнение, что мы отнюдь не старомодны, как полагают некоторые». Комментарий исходил от Кристофера Дава, профессора философии из маленького английского университета, — этот человек был известен своим радикализмом. Его замечание было шпилькой в адрес Изабеллы, чьи взгляды он считал устаревшими. И она оказалась на высоте, написав ему следующее: «Благодарю Вас за поддержку. Я не была уверена, готова ли редколлегия к такого рода материалам. Рада убедиться, что теперь готова».

Она взяла в руки следующий конверт — коричневый и пухлый. Вероятно, какой-нибудь каталог. И действительно, это был каталог предстоящего аукциона «Лайон энд Тёрнбулл». «Лайон энд Тёрнбулл» была известной фирмой, занимавшейся аукционами, на одном из которых Изабелла что-то купила ради того, чтобы ей присылали каталоги. В этом каталоге были лоты, описанные как «хорошая антикварная мебель», и картины. Ни то, ни другое не было нужно Изабелле: в ее доме и так было слишком много мебели и картин. Но она не могла устоять перед каталогами аукционов, даже если в ее намерения не входило что-нибудь приобретать.

Изабелла пролистала страницы, посвященные мебели, остановившись лишь на библиотечной лесенке из красного дерева с бронзовыми украшениями. Приблизительная цена была невероятно высокой, и Изабелла перешла к изучению картин. И тут она действительно заинтересовалась. Ее внимание привлек лот номер восемьдесят семь — картина, на которой был изображен человек, стоявший на берегу; за ним виднелись плетеные корзины с лобстерами, а на заднем плане возвышалась гора. Несомненно, перед ней был пейзаж Северо-Шотландского нагорья — на это указывали серые скалы на скудной почве, зеленая трава, мягкий свет. Да и обветренное лицо мужчины было характерно для этой местности. Изабелла взглянула на подпись под картиной: «Эндрю Мак-Иннес, шотландец, родился в 1961 году. «У моря»». А еще ниже мелким шрифтом были даны более подробные сведения: «Мак-Иннес был, пожалуй, самым одаренным из студентов, учившихся в Эдинбургской академии художеств, когда Робин Филипсон последние годы был там ректором. Репутация этого художника быстро упрочилась, что отразилось на стоимости его картин в годы после его смерти».