Будьте осторожней с комплиментами - Александр Макколл Смит Страница 2

— Невозможно долго дуться на малютку, — сказала Грейс с присущей ей народной мудростью, благодаря которой она верно судила о многом. — Малютки умеют справляться с равнодушием к себе. Дайте Кэт время.

Время. Изабелла взглянула на часы. Она уложила Чарли спать почти два часа назад, и скоро он проснется. И тогда его нужно будет покормить. Хотя Грейс вполне могла с этим справиться, Изабелла любила делать все сама. Она перестала кормить сына грудью, когда прошло всего несколько дней с его рождения, и хотя неважно себя чувствовала из-за этого, процедура кормления вызывала у нее слишком сильное чувство неловкости и ужас. Ей подумалось, что так не устанавливают контакт со своим ребенком: ведь ему может передаться напряжение матери, ее нежелание вступать в контакт. И она перевела Чарли на детское питание.

Изабелле не хотелось уходить из магазина, не обменявшись парой слов с Кэт, какими бы натянутыми ни были их отношения. Поднявшись из-за столика, она направилась к полуоткрытой двери в кабинет. Эдди, стоявший за прилавком, бросил мимолетный взгляд в сторону Изабеллы и тотчас же отвел глаза.

— Ты занята?

Перед Кэт лежал каталог, и ручка в ее руке повисла над фотографией, на которой была изображена баночка с медом.

— Мед хорошо покупают? — спросила Изабелла. Вопрос был банальный: конечно же, мед всегда хорошо покупают, — но она просто хотела таким образом завязать разговор.

Кэт кивнула.

— Покупают, — сдержанным тоном произнесла она. — Ты хочешь меда? У меня где-то тут есть образец. Мне прислали баночку верескового меда из приграничных районов между Англией и Шотландией.

— Я бы взяла для Грейс, — ответила Изабелла. — Она любит мед.

Последовала пауза. Кэт пристально смотрела на фотографию баночки с медом. Изабелла сделала глубокий вдох. Так больше не может продолжаться. В конце концов Кэт примирится с ситуацией — Изабелла знала, что так и будет, — но на это могут уйти месяцы. Месяцы натянутых отношений и молчания.

— Послушай, Кэт, — начала она, — думаю, так больше не должно продолжаться. Мне кажется, ты меня избегаешь.

Кэт не отрывала взгляда от меда.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала она.

— Нет, понимаешь, — возразила Изабелла. — Конечно, ты понимаешь, о чем я говорю. И я хочу сказать, что это нелепо. Ты должна меня простить. Ты должна меня простить за то, что у меня Чарли. За Джейми. За всё.

Она сама не могла бы объяснить, зачем просила прощения у племянницы, но тем не менее она это сделала. Разумеется, что касается прощения, то не важно, действительно ли мы причинили кому-то зло, — главное, что этот человек считает себя обиженным.

— Мне не за что тебя прощать, — сказала Кэт. — Ты же не сделала ничего плохого, не так ли? Ты только родила ребенка. От моего… — она осеклась.

Изабелла была удивлена.

— От твоего — кого именно? — спросила она. — Твоего бойфренда? Ты это хочешь сказать?

Кэт поднялась на ноги.

— Давай не будем ссориться, — решительно заявила она. — Давай просто забудем об этом.

Если бы в тоне Кэт чувствовалось тепло, Изабеллу утешили бы эти слова и у нее отлегло бы от сердца. Но тон был бесстрастный, и она поняла, что Кэт все еще переживает случившееся и лишь хочет сменить тему. Изабелле хотелось возразить, обнять Кэт и покончить со всем этим, но ей показалось, что между ними по-прежнему висит невидимое облако обиды. Она отвернулась.

— Ты бы как-нибудь зашла к нам домой… — предложила Изабелла. — Приходи повидаться с нами.

С нами. Она уже привыкла к этому местоимению в первом лице множественного числа, но, конечно же, здесь, в этой атмосфере, оно прозвучало многозначительно — не слово, а какая-то подводная мина.

Изабелла вышла из кабинета Кэт. Эдди, стоявший за прилавком, поднял глаза и обменялся с ней взглядом. Напрасно считают, будто этот молодой человек ничего не понимает, — это вовсе не так, подумала Изабелла.

— Он орал как резаный, — сообщила Грейс. — Так что я дала ему детское питание. И теперь он всем доволен. Вот, посмотрите.

Грейс, встретившая Изабеллу в холле с Чарли на руках, передала его матери.

— А ведь глядя на него сейчас и не скажешь, — сказала Изабелла, — не так ли? И откуда берется такая громкость при таких крошечных легких?

Она понесла сына в свой кабинет и уселась в кресло у окна. Ей все еще странно было видеть Чарли в своем рабочем кабинете. Малюткам совсем не место среди бумаг, папок, телефонов — их должны окружать колясочки, мягкие одеяльца и яркие игрушки. А философия, которой занималась Изабелла в качестве редактора журнала «Прикладная этика», так далека от мира детства! Сумел бы Иммануил Кант правильно взять на руки младенца? — спросила она себя. В высшей степени сомнительно; младенцы были бы для него слишком иррациональны и беспорядочны, хотя, конечно, он бы признал, что каждый младенец — сам по себе цель, а не средство для достижения цели. И, таким образом, следует производить на свет ребенка, потому что ты хочешь, чтобы он родился, а не потому, что хочется доставить себе удовольствие; это подразумевалось в любом взгляде Канта на вопрос. Но даже если бы Кант признал неотъемлемую ценность каждого младенца, имел бы он хоть малейшее представление о том, как обращаться с малюткой? И знал бы он хотя бы, где у того низ, а где верх? Таково холодное и официальное лицо философии, подумалось Изабелле; нечто столь далекое от мира обычных людей — их мира неупорядоченных страстей и бессмысленных разногласий — таких, как у нее с Кэт. Тут просматривалось кантовское недружелюбное отношение к детям, — Юм знал бы, как обращаться с детьми, решила она. Ему было бы хорошо в компании малюток, потому что у них столько эмоций, быть может, невыраженных или доведенных до сведения окружающих самым примитивным образом, — но тем не менее это были эмоции. И Дэвид Юм, «добрый Дэви», как его называли, был легким человеком, и дети его бы любили.

Разнежившись на руках у матери, Чарли снова задремал. Изабелла наблюдала, как затрепетали, а затем прикрылись его веки. Она могла бы часами наблюдать за ним, бодрствующим или спящим; трудно было поверить, что она — и конечно, Джейми — создали этого маленького мальчика, эту личность с его собственным будущим. Это казалось ей чудом: несколько маленьких клеточек размножились, и в результате получилось существо, наделенное сознанием и способностью мыслить.

Грейс появилась в дверях и спросила:

— Вы хотите, чтобы я отнесла его в кроватку? Чтобы вы смогли поработать?

Изабелла передала Грейс спящего ребенка и уселась за свой письменный стол. Рождение Чарли не особенно отразилось на «Прикладной этике», поскольку Изабелла предусмотрительно подготовила во время беременности два специальных материала: статью о моральном партикуляризме в произведениях Айрис Мёрдок («моральные дилеммы оксфордских типов», как называл это Джейми) и статью о моральной стороне контроля над границами. Материал о Мёрдок был опубликован сразу же после рождения Чарли, а второй предполагалось напечатать в течение ближайших месяцев. Последний материал вызывал у Изабеллы чувство беспокойства, поскольку тема была весьма щекотливой. Государства имеют право контролировать свои границы — таково общее мнение, — но когда они пытаются ограничивать въезд иностранцев, начинают кипеть страсти и слышатся обвинения в бессердечии. У Одена [1]есть об этом стихотворение, которое Изабелла процитировала в своем «слове редактора». Оно написано с точки зрения перемещенного лица, которое слышит речи своих гонителей, исполненные ненависти, и далее следует та проникновенная строка, которая с такой силой доводит смысл происходящего до сознания: «Он говорил о тебе и обо мне, дорогая», — говорит этот мужчина своей жене. О тебе и обо мне — за каждым запретом на въезд в страну, за каждой этнической чисткой, за каждым проявлением бессердечия стоят «ты и я».