Универсальный солдатик - Андрей Ильин Страница 3

Генерала Трофимова вызвали на очередной начальственный ковер, по которому туда-сюда возили мордой, хотя он на нем просто стоял. По стойке смирно.

— Чтобы боевого генерала, руководителя двух десятков спецопераций, орденоносца — как последнего салагу!.. Как мальчишку!.. Как!..

Твою мать...

В том смысле, что его мать...

— Седины нажил, а ума ни хрена! Операцию провалил, “объект” упустил, командировочные профукал!..

Его мать...

В смысле твою...

Генерал Трофимов внимательно выслушивал мнение вышестоящего начальства относительно исполнения им непосредственных служебных обязанностей, сохраняя на лице приличествующее чекисту со стажем выражение — сурово-покаянное. Суровое по отношению к себе. Покаянное — перед лицом своих товарищей по оружию в лице своего вышестоящего командира.

— Ты хоть понимаешь, что натворил? Если не сказать наделал!..

— Так точно!..

После чего следовало покаяться и выразить готовность загладить свою вину, не жалея сил, крови, а если понадобится, и самой жизни.

Но не хотелось. Не хотелось и все тут! Как будто другие в лужу не садились! Как будто он первый!

Ну да, есть такой грех — лажанулся, ошибся, принял Иванова за лоха, которого можно втемную использовать в задуманной им многоходовой комбинации. А получилось так, что использовал не он, использовали его. Иванов использовал! С его помощью и его руками убрал с пути всех потенциальных конкурентов и, получив обеспеченный им, генералом, коридор через границу, спокойно отбыл в Швейцарию, где сорвал куш. Да еще какой куш! В который генерал тоже никогда не верил, а вышло вон как...

Умнее оказался Иванов. Умнее его, генерала. Умнее всех...

Ну так и что теперь — застрелиться?

Раньше, может быть, и застрелился. Прямо здесь, в кабинете, из табельного “макара”, не перенеся позора. А теперь не хочется — дудки. Теперь времена другие. Совсем другие!

Тогда на него бы не кричали, тогда бы его вызвали на парткомиссию и очень спокойно сказали — партийный билет на стол — и все, и аллес капут. Партбилет на стол, пистолет — в оружейку, мундир на гвоздик, голову — в петлю. Потому что устроиться уволенному чекисту на гражданке было почти невозможно. Даже рядовым участковым. Даже стрелком в военизированную охрану на железную дорогу. Во-первых, потому, что чекистов так просто с работы не “уходят”. Во-вторых, всегда приятно лягнуть в недавнем прошлом всесильного, а теперь бывшего “бойца невидимого фронта”, отомстив за пережитое при оформлении загранкомандировок, за родственников на оккупированных территориях, за пятый и прочие пункты унижения.

Так было тогда.

И было тоже ничего. Потому что до того было еще хуже. До того увольняли прямиком в ГУЛАГ, тачки по тундре толкать. Или никуда не посылали, а решали вопрос тут же, по месту службы, по-быстрому подсчитав причиненный ущерб, огласив приговор и отконвоировав тремя этажами ниже, в подвал.

Тогда было страшно.

А теперь... Теперь бояться нечего. Теперь чекиста-отставника с руками оторвут! В лучшем случае нуждающиеся в бывших силовиках олигархи, в худшем — многочисленные полукриминальные охранные фирмы. Пусть он не одно, а десять дел завалил. Хоть даже сто. Хоть — Родину с молотка продал. И даже хорошо, если продал, значит, цену себе знает. Осталось согласовать, какую...

Так что зря начальство разоряется, зря глотку дерет. Шумит тот, кто наказать не может. Эти — не могут. Эти могут лишь перевести на более высокооплачиваемую работу, путем отставки.

Эти не могут. А вот те... Те — другое дело... Те кричать не станут...

Кто были “те”, Трофимов точно не знал, потому что знал только курировавшего его Петра Петровича, которому рассказал о лежащих в швейцарских банках партийных миллионах, чтобы отмазаться от гибели некоего Анисимова, которого уговорили сыграть главную роль в инсценировке покушения и на том основании прихлопнули. Иванов прихлопнул. Хотя на тренировках не попадал в заднюю стену тира и по сценарию должен был стрелять холостыми патронами.

От Анисимова он тогда отмазался, но лучше бы не отмазывался... Потому что те люди его рассказ приняли всерьез и мгновенно восстановили в должности, не забыв компенсировать дни вынужденного, по причине заключения под стражу, прогула. Что свидетельствовало об их могуществе. Равно как их стиль общения.

Те на него голос не поднимали. Те, в лице Петра Петровича, выслушали его пространные оправдания — мол, недооценил, не подумал, не успел — и лишь сказали:

— Вы его упустили, вам его и искать.

И еще добавили:

— А ваши близкие пусть пока побудут у нас.

И подарили видеокассету с десятиминутным фильмом об отдыхе его семейства в ведомственном доме отдыха по случайно доставшейся горящей путевке.

И попробуй от них убежать. И попробуй сачкануть...

— Ты меня хоть слушаешь? — встревожилось распекающее проштрафившегося подчиненного начальство отсутствием должного педагогического эффекта.

— Так точно, слушаю! — отрапортовал Трофимов.

— Ну, тогда слушай!..

И снова мордой в ворс и вправо-влево, вправо-влево. Как шкодливого кота.

А все Иванов!.. Все — он! Все из-за него!.. Чтоб ему!.. Чтоб его!..