Вилла с видом на Везувий (Сиротки) - Ефим Гальперин Страница 29

– Если пописать, так там и делай. У меня времени нет. – Виталий включает магнитофоны.

– Предложение есть!

Карпаты. Верховина. Хата. Двор. Вечер.

– Чего? – Виталий выходит на веранду к висящим.

Маруся мнётся, косится на Николая.

– Ты имей в виду, толстая, не в моём ты вкусе. Так что грудями тут не труси.

– Ну, понимаешь… Есть брулики. Бриллианты. С виллы. Я подсмотрела. Какой-то американец приезжал. Чезаре ему показывал. Говорил старинные. Этой, как её… семьи Мудуччи.

– Медичи?!

– Ага! Я камушки эти прихватила. Этот мудак, – кивает на Николая, – не знал. Дед ему был нужен, придурку… Я их тебе отдам. Только отпусти. Меня и брата! Он же всё равно помирает. Это же Мудучи. Я тихо… Исчезну. Никто, никогда. Я в сарае камушки спрятала.

– Ну, ты дура! Мне, сегодня, когда я – Виталий широко разводит руки, ощущая себя хозяином мира – твои Мудучи сраные…

Виталий возвращается в дом, к столу.

Карпаты Верховина Хата. Вечер.

Ставит микрофоны перед Стариком. Проверяет их работу. Включает софиты для съёмки. Проверяет аппаратуру на запись:

– Раз, два, три…

Выводит потенциометры генератора в рабочий режим. Генератор начинает гудеть. Старик сидит ровно. Держит спинку. Взгляд в никуда. Обруч с проводами на голове. Виталий проверяет клеммы, отхлёбывает ещё пару глотков кофе, включает камеры и магнитофоны. Опускает руку на рубильник. Задумывается.

Маруся от ужаса зажмуривается. Николай отворачивается. Виталий выключает софиты и камеры. Выходит на веранду.

Карпаты. Верховина. Хата. Двор. Вечер.

Виталий достаёт пистолет. Взводит затвор. Отвязывает Марусю, угрожающе косится на Николая.

– Ладно, давай камушки. Может, уцелеешь! Мудучи!

Они проходят по двору. Маруся впереди. Виталий настороже сзади. Держит пистолет наготове. Заходят в сарай.

Маруся лезет по приставной лестнице на чердак. Сыпется солома. Она там громко приговаривает:

– Вот сейчас… вот. Вот. Только ты не обманешь? Отпустишь? – смотрит сквозь щели в досках вниз на Виталия.

– Не наговаривайся! Ну, давай быстрее! – Виталий качнулся. Ещё раз качнулся, прислоняется к столбу – Мне ещё куча дел.

Маруся спускается по лестнице. Не спеша. Переставляя ноги с перекладины на перекладину. В руках у неё старенькая шкатулка.

Виталий смотрит на неё. Как-то непонятно двоится у него в глазах.

– Вот! – Маруся присаживается перед Виталием на корточки. Аккуратно стряхивает пыль со шкатулки. Пытливо поднимает глаза на Виталия. Встаёт, протягивает шкатулку.

Виталий смотрит в лицо Маруси… Но и она и шкатулка расплываются в его глазах.

Он рвёт шкатулку из её рук, но на большее сил уже нет.

И жизни уже нет. Виталий роняет пистолет, хватается за горло, падает.

А из шкатулки выпадают старые фотографии когда-то большой семьи Маруси. Строгие лица, праздничная одежда селян Карпат. Мамы, папы. Дедушки. Бабушки.

Маруся аккуратно складывает фотографии назад в шкатулку. Крестится над телом отравленного Виталия.

– Господи, прости рабу твою Марусю. И прими сиротку Виталия.

Карпаты. Верховина. Хата. Двор. Вечер.

Маруся бежит по двору.

– Всё, ребята, всё миленькие! Собираемся. Быстрее надо отсюда. Часа через четыре сюда его бандюки нагрянут!

Режет верёвки. Вместе они заносят Богдана в хату. Он стонет.

– Не волнуйся, Богданчик, тебе сестричка сейчас травки даст своей. Сработает! – говорит Николай и оглядывается по сторонам.

– Чего ищешь? – спрашивает Маруся.

– Да, трусы! Сколько ж можно голым! – Находит свои трусы. Торопится одеть. Продевает одну ногу. А когда продевает вторую, теряет равновесие…

Чтобы не свалиться, опирается о стол. Вернее, об рукоятку рубильника генератора в 15 тысяч вольт. Соответственно, нажимает. И…

Кричат все.

Ещё бы. Над головой Старика возникает плотный голубой ореол и он начинает дёргаться в кресле.

Николай рвёт рукоятку назад. Но настолько сильно, что пластмассовая ручка рубильника отламывается. Ток продолжает поступать к шлему на голове Старика. Голубая дуга!

Тогда Николай бьёт по пластинам голой рукой и, отброшенный ударом тока, с воплем отлетает в угол.

Свечение исчезает. Генератор замолкает. Тишина.

К Николаю бросается Маруся. Он встаёт, Покачиваясь, идет к Старику. Слава Богу, он то сам привыкший. Его, шахтного электрика шестого разряда, било током не раз.

– Деда, извини! Извини, «Ноно»! – Николай плачет, разрывает чехол, натянутый на Старика, срывает с головы его шлем. Гладит по волосам, слушает сердце – стучит! – берёт руки Старика, прикладывает к своим щекам, смотрит в глаза. Всё вроде в порядке.

Пустые глаза. Спинку держит ровно. Профиль патриция.

Николай выбегает во двор. Открывает машину. Там спит Леся. Заносит её сонную в дом.

– А я спала. – Леся потягивается, – Когда спишь, время быстрее идёт. И растёшь быстрее. Правильно, тётя Маруся? Ну, что и этому плохому дядьке хана? Или он убежал?

Все смеются. И в это время раздаётся мычание. Громкое, будто большая корова тут рядом. Прямо в хате. Все оглядываются. Откуда?

А мычание уже переходит в рёв. Оказывается, это Старик. Он ревёт. Всё его тело содрогается. Он будто пытается взлететь. Потом оседает на стульчаке. Леся бросается к нему.

– Деда! Что с тобой? Воды?!

Старик смотрит на девочку.

Внимание! Прошу прочитать слово… «Смотрит»!

Да! Старик смотрит на девочку. Взгляд его осмыслен. С трудом, мыча отдельные буквы, он произносит «Л-е-с-я!» И потом на итальянском «Бамбино!».

И оглядывается по сторонам, как заново рождённый.

А Леся воспринимает всё как само собой разумеющееся.

Она гладит Деда по голове. Улыбается обожжённый Николай. Улыбается Маруся. И Богдан дышит.

И Галя дышит. Более того она уже неравнодушно дышит именно по отношению к Богдану. Короче, все взволнованно дышат.

Правда, не забыть бы им, что осталось меньше шести часов, до того, как опустится внизу на развилке вертолёт. И «шакалы» Олега Николаевича рванут в горы, к нашей хате.

Но, в конце концов, пара чудных джипов во дворе и Николай.

У которого всё получается. Если, конечно, он сначала думает, а потом делает.