Пока ты не спишь - Мишель Бюсси Страница 28

Когда они миновали эту своеобразную галерею с бойницами, Марианна задрала голову, неудобно вывернув шею – психолог был сантиметров на двадцать выше, – и сказала:

– Я выполнила свое обещание, господин Драгонман, провела конфиденциальное расследование насчет семьи Мулен. Вывод ясен и однозначен. Жаль вас расстраивать, но родители чисты. Малон действительно их ребенок – с самого рождения, какой бы странной ни казалась такая формулировка.

Запертые на замок пляжные кабинки, проплешины на месте разобранных и увезенных летних кафе, закрытые ресторанчики на приморском бульваре навевали унылые мысли, но Марианна предпочитала меланхолию осени летней суете. Недоставало одного – уютной террасы под навесом, где можно пить кофе и смотреть на плывущие на заднем плане корабли. А на переднем – глаза Василе Драгонмана цвета золотистого круассана.

– Нормальная семья, – продолжила она. – Обычная супружеская пара. Димитри Мулен отсидел несколько месяцев в тюрьме, но это было давным-давно. С тех пор он образцовый муж и отец, идеально интегрировавшийся в жизнь своей деревни.

Василе кисло улыбнулся:

– Ну, если вы так определяете образцового отца…

Марианна не повелась на провокацию.

– С какого бы конца мы ни взялись за эту проблему, господин Драгонман, истина конкретна: Малон не может НЕ быть их сыном…

– Я понял… – психолог кивнул, – спасибо, что попытались.

На некоторых кабинках висели большие черно-белые постеры в стиле «Ревущих двадцатых» ^[34], фотографии «Титаника», трансатлантических лайнеров и нарядных парочек на мосту. Сто лет назад Гавр был чертовски романтичным местом.

Марианна скользила рассеянным взглядом по афишам, задавая себе идиотские вопросы.

Интересно, Василе холостяк? У него роман? Нравится ему прогуливаться с женщиной по берегу океана? Мерзавец отлично скрывает свои чувства! Стоит на своем, как ребенок, не желающий признавать, что сирен и единорогов на самом деле не существует.

Он медленно повернул к ней голову:

– Можете назвать свое самое раннее воспоминание, майор?

– Что, простите?

Психолог улыбнулся:

– Обожаю этот тест! Каждый должен однажды пройти его. Ну же, подумайте. Я спрашиваю не о том, что вам рассказали, а о событии, отпечатавшемся в мозгу.

– Ясно…

Марианна на мгновение прикрыла глаза, отгородившись от внешнего мира, потом сказала:

– Вы застали меня врасплох, так что за точность не ручаюсь… Думаю, это воспоминание о поездке на ферму моей тети. Я смотрела, как она доит корову, притащила стульчик и попробовала повторить ее движения. Кажется, я никому об этом не рассказывала…

– Сколько вам было лет?

– Не уверена… Четыре? Нет, скорее пять, а может, даже шесть, ведь это случилось весной.

– То есть первые пять-шесть лет жизни похожи на «черную дыру», и, если вы хотите что-нибудь узнать о том времени, приходится верить на слово другим людям. Рассматривать альбомы с фотографиями. Доверять маме, которая как-то раз, после воскресного обеда, вдруг расчувствовалась и пустилась в воспоминания. О пространственных ориентирах – детском садике, доме няни, месте, куда вы впервые поехали на каникулы, – вы тоже слышите от других людей…

Психолог помолчал, подставил лицо морскому ветру и продолжил:

– Малону Мулену нет и четырех, майор! Он неизбежно забудет все, что уже пережил и переживет за последующие долгие месяцы, останутся только призраки. Я ведь объяснил вам, что память ребенка такого возраста подобна глине, которой взрослые могут придать любую форму. Я хочу верить, что Малон, как вы и сказали, сын Аманды и Димитри Мулен, но в таком случае к проблеме нужно подходить иначе. Воспоминания оказались в голове мальчика не случайно.

– Как это понимать?

– До трех лет ребенок не осознает себя. Его «я» растворено в том, что на нашем профессиональном жаргоне называется коллективное бессознательное. Мама, папа, няня воспринимаются им как продолжение себя… Это значит, что когда Малон говорит о прежней маме, о том, что помнит о своей жизни с ней, мы можем быть уверены в одном: его воспоминания реальны. Они существуют у него в мозгу. Сначала их туда поместили, а потом холили и лелеяли. Сделать это мог только человек из его коллективного бессознательного. И этот человек постарался, чтобы Малон не забывал. Он последний свидетель. Хранитель тайны. А следовательно…

Василе замолчал, уставившись на ретроафишу на соседней кабинке: усач в котелке приподнимал вуаль на шляпке хорошенькой, стриженной под мальчика полуобнаженной девицы.

– Следовательно, – продолжил психолог, – если некто приложил столько усилий, чтобы Малон помнил, значит, другие заинтересованы в том, чтобы он забыл…

– Родители?

– Вполне вероятно. Можете записать меня в идиоты, но все, что рассказывает этот мальчик, наводит на одну-единственную мысль: ему в голову намеренно вложили этакие маячки, чтобы в нужный момент мозг их активировал.

Василе так увлекся, что даже губы дрожали. Марианну это очаровало, заинтриговало и почти убедило.

Увы, в его рассуждениях имелся один, но капитальный недостаток.

По его гипотезе выходило, что некто, наделенный макиавеллиевской изобретательностью, встроил воспоминания в мозг Малона и беспрестанно рассказывает ему о другой, прошлой жизни.

Тут-то и таится главная заковыка.

Малыш без колебаний назвал имя таинственного манипулятора. Гути, плюшевая игрушка!

Бред.

Марианна несколько долгих секунд прислушивалась к себе, пытаясь понять, верит ли хоть чуть-чуть в сверхъестественную выдумку Малона Мулена. Ей совсем не хотелось обидеть Василе шуткой или насмешкой. Вопреки всякой логике, она решила отнестись к опасениям психолога серьезно. Ну или хотя бы сделать вид.

– Значит, Малону что-то грозит и воспоминания призваны его защищать?

– Возможно. Чем еще объяснить панический страх перед дождем? А то, что он вечно мерзнет? Но в остальном картинки слишком точны и ничем не напоминают обычную травматическую память.

Порыв ветра взлохматил волосы Марианны. «Прическа a la дохлый осьминог, рожа красная, пальто застегнуто до подбородка… Дивно сексуальные детали отлично дополняют разбитый нос!» – с иронией подумала она.

– Давайте укроемся вон там, – Драгонман кивнул на пляжную кабинку, которую перекрашивал муниципальный рабочий, – я вам кое-что покажу.

Два на два метра, запах сырости странным образом контрастировал с жарким воздухом. «Увы, целоваться с тобой в этом укромном уголке он явно не собирается, подруга!» – мысленно посетовала Марианна.