Девушка Бандераса - Ирина Андросова Страница 28

— А про что пишешь, если не секрет? — продолжала кокетничать Янка.

— Про красноглазых карликов, — немного замявшись, ответил сосед. И не без гордости добавил: — Причем я сам изобрел новый формат. Называется философское фэнтези.

— Как называется? — не поняла Янка.

— Фэнтези с элементами философии, — охотно пояснил Макс. — Видишь ли, все мои друзья, да и вообще нынешняя молодежь, если и читают, то по большей части книги про спецназ и террористов. Ну еще про реки крови, что льются в горячих точках, или в лучшем случае боевики в стиле фэнтези. А я еще в школе прочел всего Бердяева, зачитывался «Категориями» Аристотеля, работами Гегеля, Шопенгауэра и Александра Свияша… И больше всего мне хотелось, чтобы их мудрые мысли дошли до моих ограниченных друзей и прочих недоумков…

— Ну и… — тоскливо спросила Янка с хорошо заметными нотками нетерпения в голосе.

Очевидно, дочь надеялась на другое развитие беседы и теперь стремительно теряла интерес не только к теме разговора, но и к самому собеседнику. Но тот, вдохновленный собственной идеей, старался этого не замечать…

— Так вот, — с энтузиазмом продолжал Макс, — я придумал, как донести крупицы мудрости до тупой молодежи. Я разработал собственный литературный жанр — философское фэнтези. От боевиков я отказался сразу — боюсь, с кровавыми сценами не потяну…

— Фигня какая-то, — сердито пробормотала Янка, шурша газетой.

Наверное, поднялась, чтобы уйти. Но не тут-то было. Автор нового слова в литературе тоже завозился на лавочке — видимо, удерживал свою собеседницу — и умоляюще сказал:

— Хочешь, я прочитаю тебе небольшой отрывок? А ты скажешь, как тебе, понравилось или нет… Ну пожалуйста, Яночка, очень тебя прошу…

Насколько я знаю свою дочь, она девчонка невредная. И если чужая просьба ее не особенно напрягает, старается не отказывать. Вот и теперь она согласно буркнула:

— Ну ладно уж, валяй, чего там…

На лавочке снова поерзали, вспыхнул неяркий круг света от карманного фонарика, и Макс распорядился:

— Посвети-ка мне сюда, а то что-то фигово видно…

Зашуршала бумага, и автор, смущаясь, произнес:

— Ну хотя бы вот это…

Он откашлялся и начал: «Ночь опустилась на Манхэттен. Гуалинец Цверг шел по залитой огнями улице и, высоко задрав голову, так, что черный капюшон почти сполз с зеленой головы на покатые плечи, читал иноязычный текст. Яркие неоновые буквы высвечивали загадочные символы «Happy new, 2112 year!». «Странные существа эти люди… Чужая душа — потемки…» — рассеянно подумал Цверг и, надвинув поглубже на плоское лицо капюшон плаща, устало прикрыл красные глаза. Так, следуя по улице с закрытыми глазами, он случайно задел головой прохожего аборигена. Человек грязно выругался и потер ушибленный живот. Что уж тут поделаешь, если гуалинцы — действительно карлики и порой не достают людям даже до груди… Зато маленькая собачка — до старости щенок, вот и у гуалинцев крайне сложно было определить биологический возраст… Старея, они только сильнее зеленели головой и краснели глазами. Вдруг совсем рядом раздался визг тормозов, и гудящая машина, описав красивую дугу, вылетела с проезжей части на тротуар, сметая бампером остановку с людьми. Это, оказывается, ушибленный Цвергом человек со злости запустил камнем в первый попавшийся проезжающий автомобиль. «Хомо хомини люпус эст, что означает: человек человеку волк», — подумал Цверг и снова прикрыл глаза, чтобы двинуться дальше по улице…» Классно, правда?

Янка тяжело вздохнула и ничего не ответила. А Макс, перейдя на возбужденный шепот, продолжал:

— Представляешь, такие полезные книги печатать не хотят! Ты думаешь, я не знаю, как эти ребята наверх пролезли?

— Какие ребята? — удивилась Янка.

— Да писатели эти… Толстой там, Пушкин…

— И какого из Толстых ты имеешь в виду? — прервала собеседника моя начитанная дочь.

— Да любого. Один из троих уж наверняка был масоном. А то и все три разом.

— По-моему, ты что-то путаешь, — перечила упрямая девчонка.

Но Макс, который, как видно, оседлал своего любимого конька, пропустил замечание мимо ушей и скороговоркой зачастил:

— Я же не дурак, я понимаю… Им всем масоны помогали… Да кого ни возьми из знаменитых людей, все были масонами. Пушкин вот совершенно точно был масон… Что, скажешь, это случайность? А все заладили как попугаи: «Пушкин! Пушкин! Великий русский поэт!» А что в нем великого-то? Если бы не масоны, он бы, может, и не прославился никогда… Мне вот Виолетта рассказывала, что Александр Сергеевич брал разные сказки на французском языке и хреначил их по-русски стихами…

Он замолчал, задумавшись о некрасивом поступке Пушкина, а Янка, которая никогда особенно Пушкина не жаловала, вдруг встала на защиту светила русской поэзии, заносчиво проговорив:

— Ну и что, что чужие сказки. Он же их своими стихами писал…

— Да не в этом дело, — отмахнулся непризнанный автор поучительно-развлекательных книг. — Кто про меня без протекции узнает? А братья-масоны своего всегда на поверхность вытащат. Вот как Пушкина хотя бы…

— Так ты, Максим, масон? — благоговейно прошептала Янка.

Я замерла. Вот это подарок! Моя последняя ставка сработала! Значит, Макс — масон, прав был Валентин Кузьмич! Может, дед выведал какую-то страшную тайну ордена, и Максим, чтобы не ударить в грязь лицом перед братьями, прикончил старика…

— Да нет, пока еще не масон, — огорчил меня Янкин собеседник. — Но меня со дня на день примут в братство… Симин дядя Изя договорился о посвящении в рыцари ордена, так что я тоже скоро буду знаменитым, как Пушкин и те, другие ребята. Я, собственно, и на Симе только с тем условием женился, — понизил голос философ-фантаст, — чтобы Финкели меня в масоны пристроили… А люблю-то я на самом деле Динку.

Янка тяжело засопела и нехорошим голосом спросила:

— Как это Дину? А меня зачем тогда гулять позвал?

Макс неторопливо закурил и спокойно ответил:

— Да не дуйся ты! Надо же мне с кем-то поговорить. Динка вон с бугаем своим приехала, Вадим надо мной смеется, Галина не принимает всерьез, с остальными я сам разговаривать не стану. Я заметил — ты умеешь слушать. Раньше-то со мной Валентин Кузьмич любил побеседовать, а как старика не стало, словом не с кем перекинуться. Ну спасибо за компанию, пойду про красноглазых карликов дописывать…

Зашуршала газета, затрещали кусты, и огонек сигареты поплыл под мерный звук удаляющихся в сторону «Шанхая» шагов. Янка одиноко посидела с минуту в ночной тишине, потом всхлипнула и пробормотала:

— Прости меня, Костик! Никогда тебе больше изменять не буду! Особенно с кретинами… Любит он Дину, женился на Симе, а мне, значит, в уши про красноглазых карликов льет… А я еще, как дура, белье новое надела…

И оскорбленная в лучших чувствах дочь тихонько заплакала.