Юго-западный ветер - Луис Альфредо Гарсиа-Роза Страница 27

— Эспиноза, вот если ты сам решишь броситься под поезд, то как ты это сделаешь?

— Ты имеешь в виду, что на мне будет надето или как я это сделаю?

— Я имею в виду, прыгнешь ли ты вперед головой, спиной или пузом?

— Кажется, я догадываюсь, к чему ты клонишь.

— Точно! Могу ручаться, что наша подруга упала на рельсы спиной — и так ее и переехал поезд. Думаю, маловероятно, что человек, бросившийся под поезд, будет прыгать туда задом наперед. Предположим, кто-то решил так сделать, но ему надо быть уверенным, что это сработает: хотя падать спиной довольной легко, но при падении на рельсы нельзя быть уверенным, что упадешь в нужное место. Такой способ больше подходит самоубийцам, что прыгают с высоты, — тогда достаточно встать на край балкона или подоконник и упасть назад — там не промахнешься. А тут, похоже, девушка либо случайно упала, либо кто-то ее толкнул. Но думаю, в этом уж ты сам разберешься.

Эспиноза был согласен с Ирэн, что Ольга совершенно не похожа на самоубийцу.

Он выбрал самый длинный маршрут до дома, который проходил через галерею Менескал, чтобы по пути купить арабской еды, а также чтобы у него было время обдумать слова патологоанатома. Он ждал, пока ему приготовят особые фрикадельки со специями, и раздумывал о том, что у него с Габриэлом очень похожая привычка — думать на ходу. Эспинозе хотелось надеяться, что их сходство на этом заканчивается.

Подходя к скверу перед своим домом, он заметил Алису и Кнопку у дверей подъезда.

— Ты совсем забыл про Соседа! — воскликнула девочка, как только Эспиноза наклонился и чмокнул ее в щеку.

— Другая соседушка гораздо важнее для меня, но и ее я не видел уже сколько времени.

— Да! Но я умею разговаривать, а он нет. И есть еще одна очень важная вещь, которую ты не делаешь. Щенок должен привыкнуть к запаху. Собака запоминает самые первые запахи и потом так узнает хозяина. Ты должен дать ему обнюхивать тебя как можно чаще!

— Кто это тебе сказал?

— Моя учительница. Она еще говорит, что люди сначала тоже различали друг друга по запаху.

— Значит, все мы немного нюхачи? Ладно, завтра суббота. Пойдем нюхнем нашего Соседа и предоставим ему возможность обнюхать нас.

Они втроем поднимались по лестнице, Кнопка возглавляла процессию, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы убедиться, что Алиса и Эспиноза следуют за ней. Прежде чем разойтись по своим квартирам, они условились завтра утром нанести визит Соседу.

Габриэл со вчерашнего дня носил при себе револьвер, поскольку не хотел случайно подставляться. Единственное исключение он сделал для встречи с комиссаром. Он понимал, что идет на риск, поскольку это квалифицируется как незаконное ношение оружия, но решил, что оказаться безоружным при встрече с убийцей — это еще больший риск. Он был уверен, что мать не обнаружила револьвер и пули, спрятанные на верхней полке за книгами, она может найти их, только если затеет генеральную уборку, когда она снимает с полок все книги и каждую аккуратно протирает.

Мать перестала допекать его вопросами о том, почему он поздно возвращается, и ограничивалась теперь только самыми необходимыми делами по дому. Похоже, она вела сейчас даже более деятельную жизнь, чем он сам, поскольку уходила спозаранку и возвращалась часто позже его. Они не обсуждали смерть Ольги, Габриэл даже не мог припомнить, упоминал ли он вообще Ольгу в разговорах с матерью.

Сегодня после обеда он собирался, как обычно, пройтись по забегаловкам фаст-фуд. На улице шел дождь, было ветрено, но Габриэл решил, что пойдет, потому что боялся опять упустить аргентинца. Он надел поверх одежды полиэтиленовый плащ-дождевик. Такой наряд был отличной маскировкой, кроме того, он хорошо прикрывал оружие.

Перед уходом он потренировался быстро доставать револьвер из заднего кармана брюк. Не получилось. Даже если плащ был распахнут, движения получались медленные и неловкие. Его могут застрелить прежде, чем он успеет вытащить оружие. Габриэл решил переложить револьвер в карман плаща и придерживать его там рукой, чтобы не выпирал. После нескольких успешных выстрелов по воображаемой мишени, он открыл дверь и, крикнув на прощание «пока» матери, вышел на улицу. Его прощания никто не услышал. Дона Алзира покинула дом на несколько минут раньше.

6

Эта дождливая суббота не улучшила настроения Габриэла. Он провел полдня, шастая по закусочным и забегаловкам Копакабаны, выискивая, в каких из них проводятся детские праздники, но нигде не было ни намека на аргентинца. Габриэл вернулся домой промокший и усталый, почти потеряв надежду, что сможет когда-либо его отыскать.

Изменения в поведении матери лишь ухудшали дело. Она по-прежнему ожидала его вечерами, готовила еду и стирала одежду, но теперь все это делала абсолютно молча. Она перестала задавать ему заковыристые вопросы, пытаясь выяснить, что с ним, и перестала жаловаться на то, что он ею пренебрегает. Когда они находились дома, то обычно сидели каждый в своей комнате за закрытыми дверями. Раньше она, даже когда спала, не закрывала плотно дверь спальни — привычка, оставшаяся с тех времен, когда он был маленький, часто просыпался по ночам и плакал от испуга. Но теперь — Габриэл не мог бы сказать в точности, с какого времени — она безо всяких объяснений стала запираться на ночь точно так же, как это делал всегда он сам. Габриэл сначала не обратил на это внимания. А вскоре он выяснил, что у матери не было никаких проблем, нет, просто у нее появилось некое дело или цель, и она бросила все свои силы на ее достижение. Домашним хозяйством она занималась машинально, не вкладывая в это ни частички души. А вот своему делу отдавалась с почти религиозным пылом, оно поглощало все ее время и силы.

Этим вечером Габриэл завалился спать, едва съев ужин, оставленный для него в духовке. В дверные щели из комнаты доны Алзиры не пробивался свет, не было слышно и телевизора, который она обычно включала очень громко (это как раз и была та причина, по которой он стал плотно запирать дверь своей комнаты).

Воскресенье прошло столь же неудачно. Мать с утра отправилась в церковь, а он прошлялся весь день в поисках аргентинца. Встретились они лишь во время обеда, оба ели в молчании. За редкими репликами, которыми они обменивались, можно было скрыть то, о чем оба предпочитали не говорить, и это было удобно, хотя Габриэл и чувствовал себя при этом неловко.

Дождь, начавшийся накануне, все еще лил, но уже не так сильно. Отличить серое небо от серого тротуара можно было лишь потому, что они имели разные оттенки. Эспиноза и Уэлбер договорились встретиться в участке за полчаса до встречи с аргентинцем в закусочной фаст-фуд. Не было никакой нужды брать с собой третьего полицейского, так как, судя по всему, что удалось узнать о Стелле и Идальго, те не представляли собой опасности. В три двадцать пять Эспиноза вышел из дома, рассчитывая, что эта воскресная встреча не отнимет у него много времени. Да даже если и так, потеря будет невелика, поскольку он не слишком любил выходные. Они встретились с Уэлбером у входа в участок и вместе направились к закусочной, что находилась на той же улице в одном квартале ближе к набережной. Оба были в дождевиках. Ровно в четыре часа, как они и договаривались, из-за угла показались мужчина и девушка. На девушке была миниюбка, которая вряд ли могла привлечь малышей, но должна была очень заинтересовать мальчуганов постарше. Идальго держал над собой широкий зонт с таким видом, будто ожидал, что дождь должен посторониться и дать ему пройти. Выглядел кукольник весьма импозантно. Оба они несли большие полиэтиленовые пакеты. Прежде чем они открыли дверь в «Макдоналдс», Эспиноза обратился к мужчине: