Каинова печать - Людмила Басова Страница 27

– И что же она даже из дома от вас никуда не выходила?

– Нет, не выходила.

– А позавчера, вспомните, Зоя Васильевна! Она ведь звонила Графову, обещала прийти.

– Звонила, это точно, но не пошла. Сказала – сил нет. Вечером еще раз звонила, извиниться, перенести встречу, но недозвонилась, не отвечал никто.

– Так вы же на работе были, может, она и выходила?

– Зачем ей врать? – удивилась Зоя. – Да и Игорь целый день дома был, до моего прихода.

Открылась дверь, и на пороге появилась Лидия.

– Зоя, у тебя гость!

– Ой, уж и не знаю, у меня или у тебя.

Лидия куталась в светло-розовый махровый халат, явно с Зоиного плеча. Лицо ее было бледным, веки припухшими после сна. Она прищурилась, вглядываясь в Дмитрия. «Близорука. Но очки не носит», – привычно отметил про себя он.

– Я вас где-то видела. Но мы не знакомы.

– Лидия Викторовна! Я капитан милиции Прозоров.

– Мое отчество Нестеровна.

Извините, ради бога, что-то у меня на отчества память плохая. Хотя ваше должен бы запомнить. Редкое имя у вашего отца.

Он знал ее отчество, Викторовной назвал намеренно.

– У деда. Так где же мы с вами встречались?

– Ехали вместе из Питера. Потом я вас до адресного бюро проводил.

– Да, действительно, припоминаю.

Теперь она глядела на него широко распахнутыми глазами, в которых явно читался страх.

– Вы что, уже тогда следили за мной?

– Следил? А что, для слежки есть основания?

– Нет. Я не знаю…

– Лидия Нестеровна! Вы знали художника Графова?

– Да, это он помог мне с выставкой. Вообще, она состоялась по его инициативе.

– А в мастерской его были?

– Была. Виктор Иванович пригласил меня на чашку чая и хотел показать свои картины.

– Он был вашим отцом?

Дмитрий не отводил глаз от ее лица, на котором отразилось некое смятение.

– Быть может. Наверное, был. А почему вы сказали – «был»?

– А почему вы сказали?

– Я просто повторила за вами.

– Потому что позавчера его убили и сегодня хоронят.

– Убили? Боже мой! Значит, я его все-таки убила… Но ведь я не любила его, хотя собиралась полюбить. Когда узнала, что Зоя жива…

– Лидия Нестеровна! Я простой капитан милиции. Не говорите загадками: что значит «все-таки убила»? Вы оставили его еще живым и надеялись, что он не умрет?

– Нет, я не это имею в виду. Я не видела его позавчера.

– Послушайте, вы не принимали никаких сильнодействующих транквилизаторов?

– Вообще никаких лекарств. Вы думаете… Нет, я не наркоманка. Я даже спиртного не пью.

«Или она ненормальная, или косит под таковую, – подумал Дмитрий. – Но если косит, значит, на то есть причины. Друзья могут просто покрывать ее, создавая алиби».

– Вы не знали своего отца?

– Не знала. Мама не была замужем, а поскольку она умерла от родов, то и не могла мне ничего рассказать. Я и ее не знала.

– Откуда же появилось предположение, что он ваш отец? Он вам сказал об этом?

– По его отношению ко мне. И мы похожи внешне. Вряд ли это случайность. А сказать, мне кажется, он хотел как раз позавчера, если бы наша встреча состоялась.

– Но вы продолжаете утверждать, что она не состоялась?

– Не состоялась.

– Тогда потрудитесь объяснить, что вы имели в виду, когда сказали «все-таки убила?». У вас было намерение убить его?

– Да, в какой-то момент. Вот как раз тогда, когда в поезде ехала.

– За что? Вы же почти не знали его, и он ничего плохого вам не сделал?

– Этого я не могу объяснить.

– А если я вас арестую по подозрению в убийстве, несмотря на ваше алиби?

– Арестовывайте. Только не за всякое убийство можно отправить на скамью подсудимых. У меня мама умерла, потому что я появилась на свет. То есть я своим рождением убила ее. Это подсудно?

– Не путайте меня, Лидия Нестеровна. Чувствую, разговора у нас не получается, а допрашивать я должен в служебном кабинете. Поэтому возьму у вас подписку о невыезде и вот вам повестка на завтра. Адрес здесь указан, будут затруднения, Зоя Васильевна объяснит, где мы находимся.

Дмитрий ушел в полном смятении. Поздно вечером, уже после одиннадцати, решил позвонить Илье Валентиновичу, психиатру, с которым они давно дружили несмотря на разницу лет. Илье было под пятьдесят. Когда-то, еще студентом, он был женат, но неудачно, брак распался года через два, и с тех пор доктор вел холостяцкую жизнь, ушел в науку, защитил кандидатскую и работал над докторской. Праздники обязательно проводил в семье Прозорова. Еще их с Дмитрием связывала страсть к рыбалке, на которую капитану иногда все же удавалось вырваться. Маруся Илью обожала, ее интересовала психиатрия, и он давал ей книги Фрейда, Юнга, Фромма. Они часами могли беседовать о том, что такое вообще «нормальный человек», и были ли таковыми Кафка, Гоголь, Врубель. Иногда, устав от умных разговоров и споров, Илья переходил на анекдоты. Были они у него весьма специфические: либо о больных – психах, либо о самих психиатрах. Например, такой: Зигмунд Фрейд сидит за столом, работает. В кабинет вбегает его юная дочка: «Папа, мне сегодня ночью приснился банан. Растолкуй этот сон». Фрейд оторвался от работы, смотрит на дочь, полную счастливого ожидания, и грустно говорит: «Ах, дочка, иногда банан – это просто банан…»

А еще Илья был типичной совой, работать любил больше по ночам, поэтому Дмитрий, глянув на часы, все-таки набрал его номер.

– Илюша, у меня к тебе большая просьба.

– Очень большая?

– Ну, очень. Мне нужно, чтобы завтра к десяти ты приехал ко мне на службу. Подожди, знаю, что занят и все такое, но потому она и большая, Илья, что все надо бросить и приехать. Я буду допрашивать одну женщину и хочу это сделать в твоем присутствии.

– В чем она подозревается?

– В убийстве. Вернее сказать, она одна из подозреваемых.

– Но ты же можешь направить ее обследоваться на вменяемость или что там тебя интересует.

– Во-первых, не могу – это делается после предъявления обвинения, а мне пока предъявить, в общем, нечего. Кроме того, Илья, тебе будет самому интересно, ты не пожалеешь. Помнишь, ты рассказывал о японском психиатре…

– Ясунари Кавабата.

– Что?

– Ясунари Кавабата зовут этого психиатра. Давай дальше.

– Он утверждал, что дети, которые чувствуют себя несчастными, предпочитают рисовать черными и желтыми карандашами. Она известная талантливая художница, но рисует только двумя красками: желтой и черной. Погоди, не перебивай. Кроме того, она такая женщина… Больше, чем красивая. Сколько лет? Завтра на допросе узнаем, думаю, сорок есть, хотя выглядит сногсшибательно и без всякой косметики.