К черту моральные принципы - Алина Лис Страница 27

— Ничего подобного! Вы мне, наоборот, помогли.

— Да? Чем? — изумилась она.

О, язык мой — враг мой. Чем она помогла? Чем?

Не рассказывать же, что я тут расследование провожу.

— Я... ну, мне стало легче после вашего рассказа, — промямлила я. — И хотелось бы знать, что с вами все в порядке.

— Ну ладно. — Она по памяти продиктовала свой мобильный, потом с непонятной тревогой посмотрела на дом. — Мне надо туда вернуться?

— Наверное, да. Дверь закрыть, собрать вещи.

Хорошо представляю, каково ей будет снова зайти в ту комнату.

— Или, знаете, можно ведь попросить соседей. У вас хорошие отношения с соседями?

— Да, вполне.

— Можно попросить их запереть, а потом забрать ключ. Если доверяете.

Тут она наконец-то слабо улыбнулась:

— Как хорошо. Так и сделаю! Спасибо вам большое. Я пойду, наверное.

— Да, конечно, до свидания!

Она ушла, а я осталась сидеть на скамейке, тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Второй труп за два дня и чужой откровенный рассказ, похожий на крик боли, совершенно выбили меня из колеи. Время приближается к четырем, я еле успевала на радио. Нужно ехать, но встать и дойти до машины не было сил.

Неизвестно, сколько я бы еще так просидела, если бы мое внимание не привлекла ругань колоритной парочки.

Невзрачный мужичонка с недельной щетиной на худом испитом лице громко выяснял отношения с пухлой, броско накрашенной гражданкой.

— Да, етыть туды и растуды. Не мы этова, говорю! — сипел он.

— Тогда кто?! Кто еще?! — визгливо возмущалась дама. — Вы, алкашня, вечно здесь третесь!

— Чувырла толстомясая, — беззлобно ругнулся мужичок. — Мы вчера у Михалыча сидели. Евойная баба свалила. И холодно. — Явно не желая продолжать выяснять отношения, он развернулся и побрел по направлению к пивному ларьку.

— А ну стой! — снова заверещала гражданка в красной куртке. — Стой, кому говорю! Ты куда, я еще не кончила!

Постепенно стало ясно, что причиной баталий послужил небольшой деревянный столик, стоящий в палисаднике под окнами. Я встала со скамейки и подобралась поближе, чтобы рассмотреть, что же инкриминируется местному алкоголику.

Картина преступления не требовала пояснений: на свежевыкрашенном изумительной бирюзовой краской столике и скамейке возле него чернели грубые следы мужских ботинок сорок пятого размера. Я тихонько ухмыльнулась: очевидно, это было не первое покушение местных алкашей на столик, который скандальная дамочка считала своей собственностью. Все еще улыбаясь, я подняла глаза на окошко над столиком и обмерла. В окне сияли алые шторы в ядовито-зеленый горошек!

Мне вдруг стало холодно на мартовском ветру. Очень живо представилась картина, как преступник аккуратно залезает сначала на скамейку, потом на столик, заглядывает в окно, чтобы проверить, дома ли жертва, а потом идет к квартире и звонит в дверь. А ведь Степан сам его впустил! Впустил — значит, хорошо знал — не ждал подвоха. Не ждал, что его привяжут к батарее и начнут вырывать ногти.

Сидеть около этого дома как-то резко расхотелось, и я почти бегом направилась к машине.

Прошла по дорожке, мимо детской площадки и кустов, приближаясь к углу противоположного дома, за которым и оставила свой транспорт. Тут меня ждал новый сюрприз.

Синий «Ниссан Мурано»! Точно такой же, как был там, на бензоколонке, с которой начались мои приключения.

Он стоял прямо на соседнем с моей машиной месте. И кажется, там внутри даже кто-то сидел. Хорошо разглядеть я не успела, потому что отскочила обратно за ближайший куст.

Ну что же я за трусиха! Мало ли в Москве «Ниссанов»? И наверняка среди них хватает синих!

«Может быть, это какой-нибудь совершенно безобидный местный житель», — пыталась я себя успокоить, а ноги уже сами несли меня обратно, под прикрытием спасительного кустарника, мимо бирюзового столика, к противоположному углу дома. Подальше от страшного автомобиля.

Сворачивая за угол, я все-таки обернулась и бросила взгляд через сплетение еще не покрытых листвой веток на злополучный автомобиль. Мне показалось, что переднее его стекло поползло вниз и в темном провале окна показалась рука с огоньком сигареты между пальцев.

Дальше я бежала не оборачиваясь. Только вылетев из дворов на более-менее людный и оживленный проспект, смогла заставить себя перейти на быстрый шаг.

Несмотря на все рациональные аргументы в пользу того, что виденное — просто совпадение и игра моего не в меру буйного воображения, заставить себя вернуться и забрать машину было выше моих сил.

Ну и черт с ней пока. По слухам, убийц хлебом не корми — дай вернуться на место преступления. Значит, поеду на метро, не барыня. В какой стороне тут должно быть метро, я примерно себе представляла, потому что проезжала мимо него. Осмотревшись, я убедилась, что иду в нужную сторону, и прибавила шагу.

Вот что интересно. Если предположить, что убийца видел меня какую-то секунду, что он мог запомнить? Лица в полумраке он, скорее всего, не разглядел. А если и разглядел... не такое оно у меня приметное, чтобы запомнить, один раз скользнув взглядом. Фигуру более-менее скрывала куртка.

Сможет ли он узнать меня, если встретит? Вот я его точно не узнаю. Преступник стоял спиной к свету, поэтому выглядел для меня просто черным силуэтом. Помню только, что высокий был. И, кажется, в сером плаще.

Тут меня осенило. Волосы! Мой природный оттенок — довольно редкий, русый с отливом в медь, вполне мог запомниться. Мужчины, конечно, не так внимательны к подобным вещам, но несколько случаев, когда меня узнавали именно по цвету волос, я могу припомнить. Значит, надо перекраситься. И подстричься.

Мысль оказалась настолько неожиданной, смелой и абсурдной, что я даже сбилась с шага и чуть не споткнулась на ровном месте.

Я одна из тех счастливых женщин, которых полностью устраивает цвет их волос. То есть — абсолютно. У меня никогда даже мысли не возникало перекраситься. Но вот пришло и мое время. Краска смоется, волосы отрастут. Раз уж довелось перейти дорогу поджигателю на синем «Ниссане», лучше иметь надлежащий камуфляж. Целее будешь.

Сжав для решительности покрепче кулаки, я свернула в сторону ближайшей парикмахерской.

Экзекуция заняла немного времени. С цветом я определилась быстро. Меняться так меняться — пусть будет радикально черный. Как у классиков.

После того, как все необходимые операции были проделаны, а моя голова чисто вымыта, высушена и расчесана, я взглянула в зеркало и поняла: любовь к беллетристике в этот раз подвела. Лучше бы я побольше смотрела модных нынче японских мультиков и попросила парикмахера измазюкать шевелюру зеленым или фиолетовым. Хоть розовым в крапинку, только не черным. Более неудачного цвета для меня, пожалуй, не существует.