У метро, у «Сокола» - Вячеслав Курицын Страница 27

Двенадцатого мая, когда падал кирпич, оно было на месте. А как кирпич упал, его и сняли на следующий день. Когда Жунев попал на место происшествия, не было давно кумача.

– Дела-а… – протянул Гога Пирамидин. – То есть следственный эксперимент псу под зад?

– Туда, – сказал Покровский. – Претензии ко мне. Это мне не пришло в голову, что балкон мог быть… задрапирован.

– Да и мне не пришло, – сказал Жунев. – А я там раньше всех был.

– То есть кирпич тоже маньяк бросил? – уточнила Настя Кох.

– Мог из-под кумача-то, – напряженно сказал Жунев. – На карачки встал, снизу прорвал его… А, Покровский?

– Да несчастный случай там!

– Да вот неизвестно теперь!

Пирамидин рассказал о французе в галошах. Чебурашка, конечно, вызвал шквал шуток. Отличное для маньяка погонялово – Чебурашка. Под его именем дело в историю и войдет. На рынке Птушко никого не опознал, но за время, пока они туда ходили, Гога Пирамидин окончательно убедился, что в троллейбусе Птушко ничего не перепутал.

– Ему столько и не выпить, дистрофану, чтобы перепутать.

– Но это ведь большая редкость, чтобы на галошах что-то рисовали, не то что Чебурашку.

– Проверь, – сказал Жунев. – Может, производят с Чебурашкой где-нибудь… В Чебоксарах.

В любом, конечно, случае, надо найти этого необычного человека. Семшова-Сенцова Гога Пирамидин уже отправил по следу и сам завтра с утра пораньше к поискам кавказцасо злыми итальянскими глазами активно присоеди нится.

Сгоняли Фридмана за водой, новый чайник вскипятить.

Покровский рассказал про свидетеля на каркасах.

– Что значит похож на хорька? – не понял Гога Пирамидин.

Покровский сказал, что тоже не понимает. Надо бы Сержа из Петербурга, он же Сергей из Ленинграда, поскорей опросить…

– Взболталось, Покровский? – спросил Жунев.

– Пять минут прошло…

– Не пять минут, а пять дней ты уже думаешь.

– Хорошо, – сказал Покровский. – У меня не до конца… Но я расскажу, а вы критикуйте.

– Это могём, – хохотнул Гога Пирамидин.

– Мы как-то дежурили с Серегой Угловым в прошлом году, – начал Покровский.

– Так…

– А Серега, вы знаете, читал детективы.

В милиции мало кто читает детективы. Фильмы по телевизору смотрели, их и немного, фильмов. Смотрели, смеялись, какая чушь, а читать – это уж слишком. Серега Углов был исключением, таскался с «Искателями» и «Подвигами», замусоленными сборниками и даже выписывал журнал «Урал» – первый, по оценке Углова, из журналов СССР по остросюжетным публикациям.

И было, значит, дежурство, выдалась спокойная ночь, их группа долго сидела без вызова. Углов пялился в детектив, хмыкал, Покровский в какой-то момент спросил, что это он хмыкает, так и выяснилось, что в этом детективе убийство спрятано среди других убийств.

– Это как?

– Где легче всего спрятать дерево? В лесу, – сказал тогда Углов.

Покровский ярко увидел эту сцену. Родная до осточертения комната отдыха, Углов развалился в тени фикуса в зеленом продавленном кресле, вытянул свои длиннющие ноги в казенных ботинках. Книжка в руках.

– Дерево? – не понял Кравцов.

А Жунев сообразил:

– Ты хочешь сказать, он узнал про кирпич и подумал, что тоже ведь мечтает давно убить одну немолодую особу? А тут можно подделаться под маньяка, благо начало положено?

– И пошел молотить, – кивнул Покровский. – Одну свою, а остальных для отвода глаз… А на каркасах не сложилось просто. А мы решили, как преступник и планировал, что это просто у маньяка неудачная попытка.

– Ужас какой! – громко прошептала Настя Кох. – То есть он, чтобы одну нужную убить, других убивал вообще просто так?

– Да, идея такая. Мы пытаемся связать много эпизодов, а невозможно связать то, в чем нет ло-гики.

– Чё-то как-то слишком умно, Покровский, – с большим сомнением сказал Гога Пирамидин. – Не, мы понимаем, что ты умный…

– Как мент из телевизора, – поддакнул Жунев. – Там, что ни детектив, Спинозу поминают и этого… Монтеня.

Ударение в Монтене Жунев специально переврал, Покровский поправил.

– Я и говорю, культурный, – сказал Жунев. – Ты его читал еще, поди, Монтеня?

Ударение опять переврал, на иной манер.

– Читать не читал…

– В филармонии тебя зимой видели с бабой в брильянтах, – вспомнил Гога Пирамидин.

– Ну, это не доказано, – вяло возразил Покровский.

– Спалился ты, Покровский, – шутливо сказал Жунев.

На самом деле, он встревожился, Покровский это почувствовал. Не такой вычурной показалась Жуневу новая версия, как он пытался представить, ударяя туда-сюда Монтеня.

И Кравцов прямо повеселел, глаза заблестели, руки потирает. Фридман тоже смотрит с большим интересом, Настя Кох несколько непонимающе… на лице Гоги Пирамидина да, скепсис.

Покровский решил зайти с мелочи.

– Почему, например, покушений нет уже больше четырех с половиной суток…

– Я ежедневно все длинные сводки проглядываю, нет ли где-нибудь хоть чуть-чуть похожего, – попробовал встрять Кравцов, но Покровский не дал:

– Можно предположить, что Чебурашка закончил программу. Свою убил, внимание отвлек, цель достигнута…

– Да ты что за хрень-то несешь, Покровский, – возмутился Гога Пирамидин. – Это срок – четверо суток? Мы можем и не знать, валяется трупешник где-нибудь в канализации.

– И он мог перерыв сделать, – вступила Настя Кох. – Приболел, может.

– Да хоть бы и сдох, – продолжил Гога Пирамидин. – Сдохнуть любой может в любой момент.

Жунев ничего не сказал.

– Смотрите, – не торопился Покровский. – Моя схема объясняет смазанное последнее покушение. Будто хотел побыстрее прикрыть лавочку. Для галочки, наспех. И важнее ему было убежать оттуда, чем точно гирю швырнуть.

– Лавочку для галочки… – разгорячился Гога Пирамидин. – Но это он, получается, грязно сработал. Не соответствует!

– Рассчитал, а нервишки задрожали. И чего уж он так подставился – следов-то у нас нет. Только умозаключения.

– Я и говорю, у тебя только умозаключения!

– Но нельзя отрицать, что последнее покушение подготовлено из рук вон плохо! Это не умозаключение, это для нас для всех факт.

– Ты это с таким видом говоришь, – заметил Жунев, – будто это подтверждает твою версию. А оно, наоборот, опровергает. Гога прав – исчезает образ хладнокровного комбинатора.

– Если на Скаковой все же несчастный случай, – упрямо продолжал Покровский, – то становится ясно, почему такие разрывы между эпизодами.