Усадьба «Розель» - Елена Тюрина Страница 27

— Ты так неуклюжа, — произнес Юрьянс-младший.

Как трогательно растеряна она была! Какой-то тонкий эротизм этого момента вызвал у Виктора всепоглощающее желание дотронуться до нее. Осознав, что держит ее за талию, притянул рывком, стал целовать. Его внезапный поцелуй был теплым и мягким, но заставил ее дыхание сбиться на несколько секунд. Она уже ни о чем не думала, когда вдруг задыхаясь, стала отвечать. Его поцелуи стали неистовыми, жадными, когда он, оторвавшись от губ, стал покрывать ими ее шею, склонился к груди, которую скрывал халат и черный кружевной бюстгальтер. Удерживая девушку одной рукой за талию, другой потянул ткань. От прикосновения его жесткого подбородка нежная кожа покраснела. По донесшемуся до него судорожному вздоху, больше похожему на сдерживаемый стон, и по тому, как по ее телу прошла крупная дрожь, мужчина сделал вывод, что она не против. Как же наэлектризована она была, что завелась так быстро! Совершенно не соображая, что делает, он подхватил ее и посадил на крышку стиральной машины. Руки уже боролись споясом халата, жадно искали ее тело, губы же вновь впивались в нежную кожу возле уха, в шею, в ямку под горлом. Но ощутив его пальцы на своих бедрах, Мила вдруг стала с силой вырываться.

— Не надо! — выдохнула едва слышно.

Резко уперлась в плечи Виктора руками и соскочила на пол. Словно только что и не сидела обессиленная в его объятиях, стала быстро приводить в порядок одежду. Ее щеки были пунцовыми, а глаза сверкали. Как же опозорилась! Девушка уже было занесла руку, чтобы ударить его, но остановилась. Полотенце, которым он прикрывался вначале, лежало теперь у его ног. Мила осознала, что глядит прямо на его — как там любят писать в женских романах — средоточие мужской силы… Услышала, как Виктор шумно, с дрожью дышит, увидела этот жадный блеск его карих глаз. И сама, — растрепанная, шальная, горячая, — быстро ушла, словно сбегая.

После такого Мила неимоверно боялась увидеть Виктора, хотя и понимала, что это в любом случае произойдет. Утром на кухне его не оказалось, а когда он чуть позже появился — ее волнение уже заметно улеглось, поскольку девушка была увлечена рассказом об усадьбе, в которой ей довелось побывать.

— И как там? — спросил Кристап.

— О, там просто фантастика! На каменной кладке стен сохранились следы копоти, дыма, дореволюционной побелки. Есть камин!

— А почему она так называется — усадьба Розель? — говоря, Кристап намазывал масло на ломтик батона.

— Не знаю, — ответила Мила. — Может быть, у названия тоже есть какая-то история?

— Слово, похоже, французское, — рассуждал молодой человек. — Надо глянуть значение.

Остальные в разговоре участия не принимали. Маша молча ела, опустив лицо к тарелке. Элина сидела на диване и гладила расположившегося у нее на коленях котенка, от чего-то бросая тревожные взгляды на мужа. Как бы ни заподозрила ничего — мелькнула у Милы мысль. Но, с другой стороны, той и самой есть, что скрывать. Видимо, поэтому и переживает. Виктор же, едва вошел — достал сигареты и закурил, отвернувшись к окну. Погруженный в собственные мысли, он все время молчал. Но, кажется, никто кроме Милы, этого не заметил. Рассказ журналистки о поездке в усадьбу должен был бы заинтересовать Айварса Эженовича. Однако тот без конца говорил по телефону и, как следствие, почти не слушал. Интересно, как прошла встреча отца с дочерью? Судя по следующей сцене — не очень радостно.

— Машутка, ты почему так плохо ешь? — спросила у девушки Элина, пододвигая к ней тарелку с ветчиной и сыром.

— Фу, не называй меня так! Это слово похоже на «мошонку», — неожиданно вспылила Маша, и дернулась, словно ужаленная.

— Что ты несешь! — Юрьянс отвлекся от телефонного разговора и сурово взглянул на дочь. — Пошла вон из-за стола!

Девушка встала и демонстративно вышла из кухни. Виктор проследил за сестрой взглядом, но остался безмолвен. Все время, пока завтракала, Мила не переставала украдкой поглядывать на него, стоящего в противоположной части кухни к ней спиной. Рядом на подоконнике стояла чашка кофе и пепельница. Мужчина на нее не обращал внимания. Журналистка была обескуражена таким его поведением. Видимо, она его разочаровала тем, что сбежала, как закомплексованная трусиха. От этих мыслей вновь обострились испытанные вчера эмоции. Мила вздохнула. Самое обидное, что она позволила себя целовать и раздевать! Что он теперь думает? Хоть собирай вещи и беги отсюда. Но тогда уж точно она будет трусихой. Пора взрослеть и осознать, наконец, что во взрослой жизни люди ведут себя именно так — нравятся друг другу, спят друг с другом и не пугаются этого, как чумы. Стыдно было признать, но у нее кроме Олега и не было то больше никого. Хотя ничего не значащие симпатии имели место, и мужчины за ней активно ухаживали. Мила не считала себя дурнушкой, а окружающие нередко отмечали, что она красива. Так может пора перестать по привычке хранить верность бывшему мужу? Смешно же! Вон даже люди в браке себе позволяют намного больше, чем она, свободная молодая и красивая девушка.

…Позже выяснилось, что Лалин не ночевал дома. Мила была очень уязвлена этим. И теперь то, как поступил с ней Виктор, больше не казалось ей унизительным. Захотелось забыть о работе, обо всех этих чужих тайнах, которые ей открылись, об Олеге, наконец. Она решила набраться смелости и поехать с Виктором в Резекне. Не спать же с чужим мужем под боком у его жены!

За весь день Мила никак не могла придумать предлог, под которым можно было бы зайти к Виктору. Наконец, вечером она услышала, как кто-то прошел по коридору, и хлопнула дверь библиотеки. Надеясь, что это именно тот, кто ей нужен, девушка поспешила туда. Одетая в тот же короткий халатик с запахом, что и вчера, она тряхнула своими темными волосами, чтобы придать им небрежный вид.

Девушка неслышно ступила в комнату и прикрыла за собой дверь. Виктор, судя по всему, искавший на полках какую-то книгу, обернулся и окинул ее рассеянным взглядом. Ничего не сказав, он продолжил поиски, водя пальцем по корешкам.

— Я хотела поговорить, — тихо сказала журналистка, покусывая от волнения губу.

Со стороны это выглядело довольно соблазнительно, как она успела заметить в зеркале на стене.

— О чем? — не поворачивая головы, спросил Виктор.

Неужели он смущен? Трудно было поверить, но, судя по всему, этот грубиян действительно сейчас испытывал именно смущение. Так может утром на кухне он молчал и все отворачивался именно поэтому?

Мила, сделав несколько шагов, присела на край натертой до блеска столешницы.

— Хочу поехать в Резекне. Отвезешь меня?

Как же глупо все это звучало! Но ходить вокруг да около она не умела. Лучше уж сразу расставить все точки над i.

— Я? — удивился он, а потом посмотрел на нее как-то по-новому, словно его осенила догадка. Губы Виктора тронута усмешка. Едва заметная. Буквально на секунду. И он ответил:

— Отвезу, если хочешь, — и добавил: — Завтра.

При этом он как-то ехидно прищурился, и осмотрел ее скользящим взглядом снизу вверх, будто оценивая.