Осень в Сокольниках - Эдуард Хруцкий Страница 26

— Да как вы смеете! — Лесоковский топнул ботинком на необыкновенно высоком каблуке. — Как вы смеете! Я лауреат конкурса на лучшую эстрадную песню «Золотая лира», я награжден почетной грамотой Московской милиции, мне вручен знак…

— Поздравляю, — сказал Вадим.

— Что? — Лесоковский непонимающе поглядел на него.

— Поздравляю вас с этими высокими отличиями. Но нас интересуют вещи более земные. Изразцовый кафель и ковка.

— Вы думаете. — начал Лесоковский.

— Мы ничего не думаем, ваши действия подпадают под статью 208 УК РСФСР. То есть скупку заведомо краденого имущества.

— Я буду жаловаться, — в голосе Лесоковского не было прежней уверенности, — я член Союза композиторов, мои песни поет вся страна, на последнем телевизионном конкурсе.

— Я уже поздравил вас. Где плитка?

— Вы не имеете права!

— Имеем, — Малюков расстегнул молнию папки, — вот ознакомьтесь.

— Что это?

— Постановление прокурора о производстве обыска.

— Лариса! — слабо крикнул Лесоковский.

В дверях появилась жена.

— Лариса, ты слышишь!

— Вы согласны выдать незаконно приобретенные вещи? — еще раз спросил Вадим.

Лариса, дохнув дорогой косметикой, шагнула к нему.

— Как вы смеете так говорить с моим мужем? Да вы знаете, кто бывает в нашем доме? Вам работать надоело? Мы позвоним Петру Ивановичу.

— Все, — скомандовал Вадим, — Акимов, пригласите понятых.

— Вы не смеете позорить заслуженного человека! — взвизгнула Лариса. — Кто дал вам право?!

— Смею. А право мне дает Конституция.

— Что это? — внезапно сказал Лесоковский. — Что это? — повторил он с трагической актерской интонацией. — Приходят люди, те, кому посвящаю, о ком пишу свои песни, и оскорбляют художника.

— Перестаньте, — Малюков подошел к хозяину, — прекратите эту комедию. На основании статей 167 и 168 УПК я обязан произвести у вас обыск и выемку разыскиваемых нами предметов. Согласны ли вы добровольно предъявить их нам?

— Он согласен, — неожиданно резко сказала Лариса Федоровна. Она словно сняла со своего лица маску справедливого гнева. Глаза стали настороженными и колючими, около рта обозначились твердые складки.

— Ларик, — простонал Лесоковский, — как же так?..

— А так. Не хочешь позора, письма в Союз? Вас устроят в качестве понятых наша домработница и друг нашей дочери, гостящий у нас?

— У них есть документы? — спросил Малюков.

— Да. Пригласить их?

— Зовите.

Кафель и ковка лежали в сарае. Вернее, это был не сарай, а нечто среднее между гаражом и реставрационной мастерской. Вадим сразу же увидел кафель. Он был разложен на цементном полу и ярко переливался в солнечном свете, падающем из окна. Орлов наклонился, взял одну плитку. Улица, извозчик, пешеход. Картинка старой Москвы была написана со щемящей нежностью. Горбатая улочка убегала вниз, венчали ее покосившиеся фонари, и Вадиму показалось, что он видит за окнами домов незамысловатый быт, ушедший от нас навсегда. Он осторожно положил плитку, повернулся к Лесоковскому.

— Силину, пропойце деклассированному, простительно. Он украл от пьяной своей глупости. Но вы, художник, лауреат конкурсов… Вы-то как могли пойти на это?

— Вы хотите сказать, что я воровал? — взвизгнул композитор.

— Как вы смеете! — вмешалась Лариса Федоровна. — Как вам в голову могло прийти сравнивать моего мужа с вором и пьяницей?

— Он хуже. Силин не знал, что ворует. А ваш муж знал, что покупает. И если мне удастся доказать, что вы, гражданин Лесоковский, бывали в особняке Сухотина, вам придется отвечать как соучастнику.

— Спокойнее, Вадим Николаевич, — Малюков коснулся рукой его плеча, — спокойнее.

— Вы ответите, — гневно выдавила Лариса Федоровна, — ответите, это вам не бериевские времена.

Вадим посмотрел на ее перекошенное злобой лицо, на глаза, таящие предупреждение, и понял, что кляузы не избежать. Он вышел из сарая и закурил. Из сада дурманяще и горько пахло цветами. Такой запах обычно бывает в преддверии осени. Утро постепенно переходило в день, но он был таким же прозрачным и прохладным. Где-то за лесом прокричала электричка, и голос ее растаял над дачным поселком. В нескольких шагах стояла замысловатая скамейка. Как Лесоковский достал это литое металлическое чудо? Такие скамейки Вадиму приходилось видеть в далекой молодости в парках маленьких уральских городков. Обычно с обратной стороны спинки ставилось заводское клеймо и год выпуска. Вадим обошел скамейку, наклонился. Полусбитые временем буквы, морда какого-то зверя, видимо заводской знак. Интересно, сколько заломили перекупщики с композитора за это поржавевшее чудо? Старина — это модно. Более того, это выгодно. Старый столик или этажерка, десятилетиями пылившиеся в чуланах и темных углах квартир, стали модными и поэтому сделались предметом наживы.

Орлов знал настоящих коллекционеров. Ценителей и знатоков старинного искусства. Эти люди вносили свой вклад в создание монографий о старинном портрете, находили исчезнувшие иконы, сохраняли от уничтожения мебель редчайшей красоты.

Когда-то старинную мебель просто выбрасывали на пустыри. Ее место в квартирах занимали блестевшие лаком современные гарнитуры. Ковры стали немодны, их заменили безликие паласы. И вот новый, неожиданный зигзаг моды, и появляются «ценители» типа Лесоковского.

Из сарая вышел Малюков в полном сиянии прокурорского мундира.

— Ну что? — спросил Вадим.

— Изъяли и задокументировали. Сейчас допрошу его, и поедем.

— Слушай, Олег, я тебе здесь не нужен больше?

— Уехать хочешь?

— Да. Дел много.

— Хорошо. Только машину вышли сразу обратно.

— Конечно. У меня к тебе просьба, Олег. Закрепи его показания насчет особняка Сухотина.

— Невзлюбил ты великого композитора.

— Есть немного. Нашакалил, где мог, фонарей, скамеек, ручек.

— А презумпция невиновности? Как с ней быть?

— Да брось ты, Олег.

— Что-то ты мне не нравишься сегодня, Вадим. Дерганый какой-то, странный. Что случилось?

— Не знаю еще. Но что-то случиться должно.

Орлов пересказал Олегу вчерашний странный случай.

— Интересно. — Малюков внимательно посмотрел на Вадима. — Утечку информации из отдела исключаешь?

Орлов недоуменно пожал плечами.

— Это я так. Надо найти человека. Ты понимаешь, это не первый случай. Кто-то помогал твоим «друзьям» Тохадзе. Ох кто-то помогал. И патронирует им человек осведомленный. Ты рапорт написал?