SPA-чистилище - Анна и Сергей Литвиновы Страница 26

– Так они прям мне и скажут… – пробурчал юноша.

– Это мне они никогда ничего не скажут… А вот тебе – вполне могут… Ты ведь парень умный, и, наверно, не будешь спрашивать всех парней и девчонок подряд: эй, кого из вас тут, в Листвянке, трахнули?!.

От почти нецензурного слова «трахнули», прозвучавшего из уст взрослого, Иван чуть улыбнулся.

– Наоборот, ты, как умный человек, наверно, облачишь свой вопрос в благопристойную форму. Можешь сказать ребятам (люди любят, когда им доверяют маленькие тайны), что полковник-отставник, который у вас в доме поселился и бабушку ищет, считает: есть вероятность, что в Листвянке появился сексуальный маньяк. Поэтому тебе важно знать, если кто-то видел что-то подозрительное.

– Знаете, есть у нас тут маньяк. Васька Кравец, десятиклассник. Прыщ, недомерок. Лезет со своими руками ко всем девчонкам. Уже раза три ему по шарам за это накидали. Вот маньяк так маньяк.

Так как Валерий Петрович хранил молчание, юноша проговорил, уже менее уверенно:

– Это шутка.

– Я понял.

– А вы уверены, что мои расспросы помогут найти бабульку?

– Ни в чем я, Ванечка, не уверен, – вздохнул Ходасевич. – Я, знаешь ли, сейчас как паук. Забрасываю сети наугад в разные стороны, сижу и жду: вдруг в них попадется какая-нибудь неосторожная муха.

Юноша пробурчал:

– Судя по всему, я в них уже попался.

Валерий Петрович усмехнулся, глядя на розовенького, гладенького, сытого Ивана:

– Да уж!.. На кого-кого, а на жертву кровожадного паука вы, юноша, своим цветущим видом похожи меньше всего.

«Да и ты, дядя, на паука не похож. Скорее, на трутня», – подумал студент, но так как был юношей воспитанным, озвучивать свое наблюдение благоразумно не стал.

* * *

После завтрака и инструктажа Ванечка попросил у Валерия Петровича на минутку его мобильник: «А то у меня, как всегда, в самый неподходящий момент бабки на счету кончились». Ходасевич, разумеется, предоставил ему свой аппарат. Ванечка позвонил маме и отпросился до сегодняшнего вечера: «Я, мамуль, еще тут, в Листвянке, побуду». Потом он договорился о встрече с каким-то Максом, взял в сарае велосипед и умчался. Его явно воодушевило задание полковника.

Ходасевич тем временем вымыл посуду, оставшуюся после завтрака. Быстренько же он внучка завербовал! Да и то сказать: это не секретарь американского посольства в Брюсселе, вокруг которого они с Маратом и всей резидентурой устраивали ритуальные пляски чуть ли не два года.

Когда с уборкой было покончено, Валерий Петрович оделся в цивильное.

Давно пора познакомиться с единственным оставшимся пока в стороне от расследования обитателем улицы Чапаева – бандюганом (по словам Юлии Николаевны) и нахалом, отхватившим пол-улицы, – ближайшим соседом через дорогу. Словом, с жильцом дома номер три Романом Жучковым.

* * *

Когда Ходасевич позвонил у внушительного забора, на него уставился зрак видеокамеры.

– Кто? – раздался из переговорного устройства сиплый голос. Валерий Петрович готов был поклясться, что обладатель голоса вчера, по случаю субботы, превысил дозу, полезную для его организма.

– Полковник ФСБ Ходасевич.

– Что надо?

– Хочу побеседовать с вами.

– С кем с нами?

– С вами, Роман Георгиевич.

Повисла пауза, в течение которой – Валерий Петрович не сомневался – он подвергался тщательному изучению сквозь объектив видеокамеры.

– Входите, – раздался наконец милостивый сиплый голос.

Щелкнул замок, зажужжал электропривод, и калитка сама собой растворилась.

Ходасевич вошел внутрь и направился к дому по мощеной дорожке. Участок был весь вылизан. Даже желтые листья, что должны были нападать в течение ночи, убраны с зеленеющего газона. Справа от дорожки возвышалась непременная у новых русских альпийская горка вышиной с пол-Монблана. В другой стороне стояла статуя – довольно неплохая копия Венеры Милосской. Чуть поодаль имелась беседка, посреди которой торчала печь барбекю.

Дом гражданина Жучкова являлся вариацией на тему русской усадьбы. Уменьшенную копию Ходасевичу доводилось видеть в Горках Ленинских – последнем прижизненном обиталище вождя мирового пролетариата.

Роман Жучков поджидал полковника на крыльце. Бритая голова, небритые щеки, водянистые глаза. Одет в спортивный костюм с лампасами. Под мышкой зачем-то держит большую лаковую шкатулку.

– Чем обязан? – хмуро спросил хозяин.

– Вы знаете, ваша соседка, Алла Михайловна Долинина…

– …написала на меня донос, – перебил новый русский и засмеялся. – Я знаю.

– Нет, ваша соседка в нынешнюю среду пропала.

– Да-а? – глумливо протянул Жучков.

– Она под вечер вышла из дома и не вернулась.

– У меня ее нет. Она уже не в таком возрасте, чтобы, – Роман Георгиевич ощерился, – я захотел бы ее, гы, удерживать. И даже хотя бы принимать у себя.

Хотя Жучков и стоял на верхней ступеньке, он несильно возвышался над полковником. Сложение новый русский имел скорее субтильное.

– Есть сведения, что у вас с Аллой Михайловной имелся определенный конфликт…

– Вы курите, полковник? – добродушно прервал его хозяин.

– Да.

– Пойдемте, товарищ (или уже, гы, гражданин?) полковник, подымим, а то я с утра без курева.

Он взял Ходасевича под руку и увлек в сторону беседки с барбекю.

Лакированная коробка в руках Жучкова оказалась хьюмидором, причем внутри имелись не только сигары, но и сигареты, и подозрительного вида самокрутки.

– Присаживайтесь. Сигару? Или, может, – хозяин подмигнул, – чего покруче?

Жучков чувствовал себя абсолютным хозяином положения и ровным счетом ничего не боялся. Видимо, ему с высоты своего финансового положения и очевидных связей было совершенно наплевать и на Аллу Михайловну, и на гостя, и даже на его грозную должность. Он выбрал себе «монте-кристо», обрезал гильотинкой (титан, перламутр и серебро) и прикурил от длинной спички. На запястье Жучкова имелась татуировка: квадрат, образованный четырьмя точками и еще одна посередине. На блатном языке она означала: «я – в зоне, а вокруг меня вышки».

Валерий Петрович достал из своего кармана свою сигарету.

На расспросы полковника хозяин отвечал с ленивой любезностью. Нет, об исчезновении Аллы Михайловны он ничего не знает. Да, всю прошлую неделю он провел в Москве. Сюда, в Листвянку, приехал только позавчера, в пятницу, поздно вечером. Вместе, как он выразился, с лялькой. Ничего подозрительного ни он, ни она не видели и не слышали.

Никакого конфликта с Долининой, продолжал сосед, у него не было. Да, она являлась тут к нему с какой-то пожилой злобной теткой (то есть с Юлией Николаевной, перевел Ходасевич) где-то в августе. Он вежливо сказал им, что его забор – не ихнего ума дело, а с правлением он сам давно договорился. Ни про какие жалобы, написанные соседкой в инстанции, он ничего не знает – а что сказал о них, так подумал, что со старых грымз станется их накатать.