SPA-чистилище - Анна и Сергей Литвиновы Страница 25

Юнец вытянул из горы шмоток, валявшихся на полу, свитер и джинсы. Оделся.

Накрытый стол он расценил как должное. Это характерно для нынешних столичных детишек. Они – как правило, единственные дети в своих благополучненьких семьях – считают, что весь мир вращается вокруг них и все взрослые обязаны их обслуживать.

Иван уселся, обстоятельно намазал булку маслом, молча принялся за омлет.

Когда студент насытился, Ходасевич спросил:

– У тебя на даче много друзей?

– Хватает.

– Ты вчера с ними тусовался?

– Ну.

– А они, кстати говоря, знают об исчезновении твоей бабушки?

Юноша дернул плечами.

– Кто знает, а кто нет. А че?

– Что они говорят по этому поводу?

– А что они должны говорить? «Как жаль», и все такое?

– Может быть, у кого-нибудь имеются версии того, что с ней случилось?

– Да других дел у них нет, только версии строить.

– А кто-то из твоих друзей, может, видел в Листвянке в среду – в день, когда твоя бабушка пропала, – что-то необычное?

Молодой человек хмыкнул.

– А что необычное? Инопланетян, что ли?

Валерию Петровичу положительно не давался разговор с подрастающим поколением. Опыта не было. Таня давно выросла, а он, в конце концов, в детской комнате милиции никогда не работал.

– Что именно – не знаю, – терпеливо втолковал он студенту. – Ну, например, машину с пассажирами, которая целый день стояла на одном месте – причем недалеко от вашего дома. Понимаешь меня?

– Да вроде понимаю.

– Или, допустим, каких-нибудь новых или странных людей…

– Да нет. Мне никто ничего такого не говорил… Да мои друзья в основном и не живут здесь на неделе. Только по выходным приезжают… Но я их могу, конечно, спросить.

– Вот и спроси. Ты кофе будешь или чай?

– Кофе. Со сливками. Пожалуйста.

Что ж, браво. Валерий Петрович удостоился от подрастающего поколения первого вежливого слова. Он сходил на кухню, принес чайник и упаковку сливок. Налил юноше кофе.

– Мерси.

Юнец по части вежливости явно делал успехи.

– Угощайся пирожками. Вчера принесла ваша соседка, тетя Люба.

Иван хмыкнул.

– Я так и понял.

– Скажи мне, кстати, Ваня, – это очень важно для моего расследования – может быть, ты сам – или другие парни или девушки, живущие в Листвянке… Вы никогда тут не подвергались сексуальным преследованиям?

Юноша нахмурился и стал медленно, начиная с шеи, краснеть.

– А при чем тут это? – набычился он.

– Дело в том – только это пока между нами, – что случилось еще кое-что… Если ты помнишь, твоя бабушка исчезла в среду…

Молодой человек сидел весь пунцовый. У него на глазах аж слезы от смущения выступили. Вопрос о сексуальном насилии явно выбил его из колеи. Однако это могло означать что угодно. И то, что он таковому подвергался. И то, что он не привык обсуждать – во всяком случае, с взрослыми – скользкие темы.

Ходасевич продолжал невозмутимо, словно и не замечал ничего:

– …В пятницу, то есть позавчера, здесь пропал мальчик-таджик. Он работает на стройке у вашего соседа Василия. С утра он пошел в лес за грибами и не вернулся…

Иван сумел отчасти взять себя в руки и с деланым безразличием осведомился:

– Вы маньяка, что ли, ищете?

– Не знаю. Пока не знаю… И все-таки? Может, тебе тут встречались – или твоим друзьям – сексуально, м-м, невоздержанные люди?

Продолжая краснеть и глядя в сторону, юноша глухо ответил:

– Нет.

Валерий Петрович переспросил:

– Значит, всякие извращенцы к тебе и твоим друзьям здесь, в поселке, не приставали?

Иван отрицательно помотал головой, уткнувшись в чашку.

– Ну, хорошо, – кивнул полковник. И, не меняя доброжелательного тона, как о само собой разумеющемся, спросил: – А зачем ты вчера подслушивал мой разговор с Любочкой?

Юноша дернулся и нахмурился:

– Какой еще разговор?

Однако бегающие глаза и краска, вновь прихлынувшая к его лицу, выдавали парня с головой.

– Ты, когда вчера убегал сквозь кусты, правое плечо поцарапал…

Валерий Петрович ткнул в сторону ранки указательным пальцем и добавил:

– А у забора, в месте, где ты его перепрыгивал, остался след твоей кроссовки. Я сегодня утром проверил. Узор совпадает.

Валерий Петрович кивнул в сторону кроссовки, подошвой кверху валяющейся у кровати.

– Да я тут вчера целый день ходил! – попробовал защититься юноша. – Тут вся Листвянка в моих следах!

– Да, но не в таких глубоких, какие остаются в клумбе при прыжке с высоты полутора-двух метров.

Конечно, Ходасевич брал молодого человека на пушку.

Никаких следов он не сличал. Делать ему, что ли, с утра было нечего?

Однако он практически не сомневался в своей правоте. Кому еще, кроме любопытного юнца, могло понадобиться подслушивать их невинный разговор с Любочкой? А потом нестись, продираясь сквозь кусты, как молодому лосю, и прыгать через забор?

Реакция Ивана подтвердила правильность его догадки.

Юноша насупился и, глядя исподлобья, пробурчал:

– Я что, должен сейчас воскликнуть: «Ах, как вы проницательны, мистер Холмс!..»

– Да нет, зачем?

– А чего вам тогда от меня надо?!

– Я просто хотел, раз уж ты еще не наигрался в сыщиков и воров, использовать тебя как своего помощника.

– Вот как! – усмехнулся юноша. Он выглядел явно польщенным. – А сколько вы будете мне платить?

– Ты что, хочешь, чтобы я от твоего имени выставлял дополнительный счет твоим родителям?

Юноша замялся:

– Н-ну…

– Мне казалось, что ты свою собственную бабушку любишь – причем бескорыстно.

– Понятно! – цинично хмыкнул Ванечка. – Все вы хотите, чтобы на вас работали не за деньги, а по любви.

– Кто «все мы»?

– Взрослые.

– Да ведь ты теперь тоже, парень, к этой когорте – взрослых – принадлежишь.

– Ну, и что вы хотите, чтоб я делал? Подсматривал, подслушивал, вынюхивал?.. За кем? Вы учтите, у меня институт, завтра четыре пары; две уж точно никак не могу пропустить…

– Да ничего мне особенного не нужно. Я бы хотел для начала, чтоб ты просто поговорил со своими друзьями. Расспросил их: видели они в Листвянке в последнее время что-то подозрительное? Или, может, подвергались здесь, в поселке или в окрестностях, приставаниям со стороны взрослых мужчин или женщин? Сейчас или же в прошлом?