Пожинатель горя - Сергей Владимиров Страница 26

Я отложил газету и поднял глаза на главного редактора. Тот, забыв о моем существовании, напряженно всматривался в окно.

— Куда же подевалась эта шлюха? — шептали его пересохшие губы. — Дай деньги, тут же слиняет…

— И сколько процентов тут правды? — перебил я его.

Но, удрученный мыслями о несостоявшейся выпивке, мужчина обрушил всю досаду и гнев на меня. Давно было подмечено, что настроение алкоголиков может кардинально меняться под воздействием сиюминутных факторов.

— А вам-то какое дело? — забухтел толстяк. — Не считайте меня за полного кретина. Постоянный читатель… Статью зашел посмотреть… Кто вы вообще такой? Что вы вынюхиваете? Проваливайте вон! Я вызываю милицию…

И он действительно вцепился в телефон и набрал 02. Я нажал на отбой.

— Ах так! — Главный редактор схватил меня за грудки и начал трясти, визгливо выкрикивая: — Сатрап! Душитель свободной прессы! Кто, кто тебя заслал?

Сзади хлопнула дверь.

— Э, успокойтесь! — Это была девчонка с ядовито-зелеными ноготками. В руках она держала две бутылки водки и шоколадный батончик «сникерс». — Быстрей раскупоривайте, не выпью — сдохну.

Мужчина отпустил меня и обратился к пигалице:

— Где ты пропадала, ларек в десяти метрах?

Она равнодушно повела плечами:

— Знакомого встретила. Поболтали.

— А почему помада на губах смазана? Опять трахалась в подъезде?

— Не в подъезде, а в лифте. Мы уже давно не виделись. Он обещал подкинуть клевый материал об игре на бегах. Это будет сенсация.

— Вот с таким контингентом и приходится работать, — пожаловался главный редактор мне, уже забыв о случившейся размолвке.

Он выпил сам, налил ведущей рубрики «На обочине» и как ни в чем не бывало вернулся к прерванной теме:

— Правды и вранья, как и везде, фифти-фифти. Ну, про Голливуд приврали, про Кроуфорд с Шиффер, но во Франции она действительно была, и убили ее не понарошку. — Мужчина хихикнул. — А как? Следователь в интервью сказал, что с предельной жестокостью. Мы и досочинили.

— Этот Д. покончил с собой в камере на самом деле?

Главный редактор развел руками:

— Ты про Дудкина? Чего не видел, того не видел. Тебя это так сильно волнует?

«Странно, — подумалось мне. — Преступник взят по горячим следам, тут же подписывает чистосердечное признание и кончает с собой. Суда нет. Дело оперативно закрыто. Более чем странно». Я поделился этой мыслью с главным редактором. Но толстячка более занимала принесенная водка и худосочные прелести малолетней шлюшки, подсевшей ему на колени.

— Всяко бывает, — пожал плечами он. — У нас денег на вставные челюсти нет и жить пока не надоело, так что журналистскими расследованиями мы не занимаемся. Другое дело — сенсация, а зарываться в такие дебри… себе дороже выйдет. Наших читателей вполне устраивает версия, что восходящую звезду подиума грохнул сумасшедший наркоман. Это даже символично: смертельная схватка Красоты и Уродства, первая погибает, что вполне отвечает духу времени. Есть и воспитательный аспект — убийца добровольно уходит из жизни, раскаиваясь в содеянном. Если тебе интересно, как было на самом деле… — мужчина завороженно уставился на початую бутылку, которая появилась тут благодаря мне, сообразив, видимо, что я могу рассчитывать на некоторую благодарность, — попытайся узнать у сожительницы Дудкина. Свою хату он давно за наркотики спустил, бомжевал, приклеился к одной чувихе. С ней наш корреспондент беседовал, но у нее тоже от героина мозги набекрень, плела какую-то чушь, да кто этому поверит? У меня в компьютере ее адресок забит, сейчас посмотрю.

Вскоре у меня на руках была короткая распечатка. Чувиху звали Любка Карякина, и было ей то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет от роду.

Я поблагодарил и откланялся в тот момент, когда опьяневший главный редактор принялся тискать веснушчатую девчонку с особой страстностью. Она проводила меня хмельным печальным взглядом.

По щербатым каменным ступеням я спускаюсь в ад. В углах залитого нечистотами темного полуподвального помещения что-то ворочается и попискивает. Остро воняет мочой и крысиным пометом. Дверь в комнатушку Карякиной оказывается картонной, судя по надписям и лейблам, для ее изготовления использовали коробку из-под холодильника, предварительно ее смяв, промазав клеем и подвесив на две веревочные петли. Припав ухом к этому убожеству, я прислушался — тишина, постучал с особой осторожностью, дабы не поломать хрупкую конструкцию, и принялся ждать. Безрезультатно. Изнутри дверь чем-то легонько поджималась, не иначе как простеньким шпингалетом или щеколдой, а это значит, что внутри кто-то был. Мой сегодняшний рабочий день начался с обнаружения трупа, мне бы очень не хотелось, чтобы он тем же и закончился. Объяснять милиции, почему я появился здесь, будет еще проблематичнее. Постучав сильнее, я навалился на дверь, и она поддалась.

— Ты кто? — Я нос к носу столкнулся с отечным землистым лицом, которое в ту же секунду замаячило в образовавшейся щели. — Чё надо?

— Люба Карякина?

— Ну и чё с того? — Голос был безразличный и тусклый, казалось, обладательница этого жуткого, рано постаревшего лица и убитого голоса спала на ходу. Во всяком случае, глаза не открывались полностью, в углах бесформенных потрескавшихся губ присохло что-то похожее на плесень.

— Я знакомый твоего приятеля Дудкина.

— Неужто? Его еще кто-то помнит? — Пухлые пальцы в гнойных ранках попытались размежить слипшиеся веки. — Дудика пару месяцев как зарыли, если что-то должен, платить за него не намерена.

— Могу предложить тебе, если откроешь, — сказал я. — Здесь на поправку хватит. Согласишься ответить на вопросы — получишь столько же.

Я поводил перед смятым облупившимся носом хрустящей купюркой. Карякина попыталась завладеть ею, но резвости не хватило, оголенная рука, вяло поднявшись до уровня груди, бессильно упала.

— А ты знаешь, что мне надо? — сонно произнесла девка.

— Догадываюсь. Герыч?

— А чё, нельзя? Точно не обломишь? Деньги вперед.

— Отворяй.

Дверь открылась, Любка отступила в сторону. Она была босиком, в грязной мятой ночной рубашке. Взлохмаченная голова выглядела неестественно большой в сравнении с тщедушным кривобоким тельцем, грудь не вырисовывалась, зато огромный тугой живот распирал материю, точно воздушный шар.

— Чё уставился? — отреагировала Карякина, наконец-то наполовину открыв глаза. — Брюхатых никогда не видел? Дружок твой, между прочим, постарался. Трахнул, когда — не помню. Гнида!

— Зачем же так грубо, вроде бы вы…

— Так бы и дала я ему, спидовому. Сам уж загибался, а тут и меня заразил, и выродка своего. — Любка с ненавистью ткнула себя в живот. — Это он меня на героин подсадил, я раньше только винтом мазалась, к нему не привыкаешь. А тут с Дудкиным снюхалась, бомжом проклятым, и понеслось. Теперь уже не слезу, да и надо ли? Все равно скоро загнусь.