Мораторий на крови - Марк Фурман Страница 26

Миновав кладбищенские ворота, черный джип «Чероки» выехал на главную аллею, проехав с полкилометра, свернул направо. В машине находились четверо: Калистратов с сыном Александром, Фальковский и грузный седой мужчина в спортивном костюме «Адидас». Дневная жара спала. Влажный после недавнего грибного дождика асфальт благодатно дышал свежестью. Край солнечного диска прощально мелькнул за стволами деревьев и пропал. Смеркалось…

Машина остановилась в нескольких метрах от бетонной стены. Калистратов, сидевший за рулем, выключил мотор:

— Это где-то здесь, мужики. Бери лопаты, Александр, и выходим.

Все четверо вышли из джипа. Мужчина в «Адидасе» закурил, присев на скамейку за резной чугунной оградкой. Рядом поставил потертой кожи фибровый чемоданчик.

Могилу, указанную незнакомцем, нашли быстро. На общем фоне надгробий и крестов выделялся невысокий холмик со свежевскопанной землей и грубо выструганной табличкой с обозначением «73-а».

— Бесфамильная, ни венков, ни цветов. И номер сходится, — заключил редактор. — Что ж, начнем. Ты у нас, Сашок, главная ударная сила, — обратился он к сыну.

Высокий, с короткой стрижкой, спортивного сложения парень, отбросив в сторону табличку, начал копать. Вторую лопату попытался взять Фальковский.

— Ты, Соломонович, пока с доктором перекури, а мы с сынком, как в деревне на грядках, повкалываем. Настанет и твой черед, посиди пока на скамеечке, отдохни.

Фальковский недовольно глянул исподлобья. Однако не ослушался, сел рядом с мужчиной, достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Его соседа, Сергея Карловича Гуреева, журналисты знали давно, с той поры, когда тот стал главным судмедэкспертом Тригорска. В прошлом фронтовик, рядовой санвзвода, после войны окончив мединститут, избрал редкую среди врачей профессию. Имя Сергея Гуреева, занимавшегося наиболее сложными делами — убийствами, изнасилованиями, смертью при неочевидных обстоятельствах — в Тригорске было на слуху. И, хотя вот уже лет пять, как он вышел на пенсию, поговаривали, даже начал писать мемуары, по старой памяти журналисты не раз обращались в чисто житейских ситуациях за консультациями к старому врачу. Однако на этот раз, не без колебаний, только после настойчивых просьб и как давний приятель Калистратова, Гуреев согласился участвовать в столь странной эксгумации.

Двумя часами ранее редактор отыскал эксперта на даче. Между ними состоялся откровенный разговор, и доктор был в немалой степени удивлен, что именно ему предложили опознать тело предполагаемого насильника-убийцы.

— А не обратиться ли тебе, Илья Борисович, в областное бюро судмедэкспертизы? Оформим все официально, давай я позвоню его начальнику Литвинову, он, кстати, мой ученик.

Вот тут Калистратов и растолковал врачу, что, поскольку предполагаемый Милославский захоронен тайно, под видом некоего туберкулезника, причина смерти его отнюдь не ясна. А вскрытие уже произведено, но нет официального заключения, и появится оно не скоро, — вот ему, как независимому судмедэксперту, и следует попытаться установить истину. Проще говоря, подтвердить факт и причину смерти того, кто захоронен в могиле 73-а, тогда и тайное станет явным. И установление правды больше всего интересует несчастного, не находящего себе места Фальковского, отца столь трагически погибшей Ани, доброго знакомого его же, Гуреева.

После того, как комья земли убрали с крышки, и Александр монтировкой вскрыл гроб, в могилу спустился Гуреев. Натянув на руки анатомические перчатки, бывший судмедэксперт склонился над телом покойного, откинул покрывавшую его простыню. Стоявший рядом редактор фонариком осветил лицо трупа.

Из деревянного короба в остывающее от дневного зноя ночное небо было устремлено в короткой желтоватой щетине худощавое лицо, с рыжеватой бородкой, блестевшими на бледном лбу капельками пота.

— Гляди, Сергей Карлович, покойник вспотел, — удивился Калистратов. — И ведь недаром в народе говорят, что у мертвых и щетина растет…

— Мало ли что, Илья, в народе говорят. Впрочем, есть действительно такой феномен, посмертная переживаемость тканей. — Судмедэксперт вытер лицо покойника краем простыни. — Отсюда и пот. Можно фотографировать, только не берите меня в кадр.

Ночную темень разрезали яркие вспышки. Александр, стоявший рядом, сверху заснял лицо трупа.

— Пойдем дальше, — Гуреев, закрыв блестевшие в темноте глаза, ощупал голову лежащего. — Давай-ка, Илья, перевернем его на левый бок. Сзади на затылке нечто прощупывается, надо бы взглянуть поближе. Ты берись за руки, я за ноги, и поворачиваем.

После того как тело повернули, голову осветили фонарем. Присевший на корточки Гуреев опустился на колени.

— Труп уже вскрывали, и совсем недавно. Имеем налицо две ушитые раны на затылке, обе рядом, в сантиметре друг от друга. Похожи на входные огнестрельные отверстия, а коль так, должны быть и выходные раны. Теперь светите сюда, прямо на мои пальцы.