Лживый брак - Кимберли Белль Страница 25

– Ладно, тогда позволь мне спросить: что, если то, что мы найдем, окажется не просто плохим? Что если оно будет ужасным? Нет, если оно будет кошмарным? И, понимая, что Уилл уже не может ни защитить себя, ни оправдаться, ты по-прежнему хочешь знать?

Я смотрю на парковку и дальше, туда, где в небо с ревом поднимается самолет, и обдумываю вопрос, заданный братом. Дэйв прав; я еще могу повернуть все вспять. Я могу выйти из машины, вернуться в аэропорт и постараться забыть о Сиэтле. Я могу помнить о моем муже только хорошее – что никому не удавалось рассмешить меня сильней, что он считал воскресные утра созданными для того, чтобы подавать кофе в постель, что ложбинка у него за ухом будто специально создана для моего носа – и пытаться игнорировать все остальное. То, о чем он лгал. То, что он о себе скрывал. Я могу поехать домой и начать оплакивать своего мужа.

Но как можно оплакивать кого-то, о ком ты больше не можешь с уверенностью сказать, что хорошо его знаешь?

Я раздумываю, что такого мы можем узнать, заслуживающего определения «кошмарный». Что у Уилла есть другая семья – очаровательная жена и парочка прелестных малышей с таким же квадратным подбородком и серо-голубыми глазами, как у него, – которую он прячет в бунгало где-то на окраине Сиэтла. Что он преступник, которого разыскивает полиция, серийный убийца, или насильник, или террорист, на совести которого множество жизней. Все эти идеи кажутся мне нелепыми. Тот, кто хочет скрыться от жены или от закона, не заводит страницу в «Фейсбуке».

Тогда к чему вся эта ложь?

У меня нет первой подсказки. Но я знаю, что должна найти ее.

Я поворачиваюсь к Дэйву:

– Да, я все еще хочу знать.

– Ты уверена?

Я киваю, преисполненная решимости:

– Абсолютно.

Не говоря больше ни слова, он включает передачу, нажимает на газ, и мы отправляемся в путь.

После того как Дэйв выезжает на шоссе, я набираю номер начальника департамента по работе с персоналом ЭСП и включаю громкую связь.

– Доброе утром, Шефали Маджумдар у телефона.

Если не считать имени, Шефали производит впечатление стопроцентной американки. У нее мягкий и приятный голос, и мне не удается уловить в нем и намека на акцент, хотя, когда я объясняю цель своего звонка, ей с трудом удается скрыть возникшую неловкость.

– То есть, – говорит она после того, как я излагаю суть дела, и в ее голосе слышу смущение, – вы хотите знать, приняла ли я на работу вашего мужа?

– Совершенно верно.

– Который также был одним из пассажиров рейса 23, разбившегося на прошлой неделе?

– К сожалению, да.

– И он никогда не говорил вам, что проходит собеседования или хотя бы что ищет новую работу?

– Именно. Я знаю об этом только потому, что он рассказал одному из друзей, что ему предложили место в ЭСП. А этот друг рассказал мне.

Шефали умолкает, мы с Дэйвом обмениваемся тревожными взглядами. Я откидываюсь на спинку пассажирского кресла и даю ей время обдумать мою просьбу, сердце глухо бьется о ребра. Я готова начать умолять ее, я уже подбираю в голове нужные слова, но тут она нарушает молчание:

– Во всех руководствах по кадрам, которые когда-либо были написаны, говорится, что я ничего не могу сказать вам в любом случае. Что соискатели на любую должность имеют неоспоримое право на неприкосновенность конфиденциальной информации независимо от того, принимаю я их на работу или нет. Если ваш муж не счел нужным рассказать вам о том, что он ищет работу, то с этической точки зрения я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть то, что эти поиски привели его к нам.

Меня пронзает разочарование. Я открываю рот, чтобы возразить, но едва успеваю произнести хотя бы звук, как Шефали перебивает меня:

– Но я могу сказать только то, что в ЭСП более восьми месяцев нет открытых вакансий на руководящую должность, а последняя была на пост вице-президента по маркетингу. А для технических позиций, которые мы заполняли в течение последнего года, инженер по программному обеспечению имеет слишком высокую квалификацию.

Дэйв смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я же, напротив, закрываю глаза: новость, которую я сейчас услышала, раздавила меня, подобно локомотиву.

– То есть вы его не нанимали?

Она в ответ молчит.

– Вы говорили с ним недавно о работе?

Шефали медлит, но только лишь пару секунд.

– Миссис Гриффит, я впервые услышала его имя пятнадцать минут назад.

Остаток пути мы с Дэйвом спорим о том, что сказала Шефали.

– Зачем Уиллу лгать? – уже, должно быть, в пятый раз спрашивает Дэйв. – Зачем ему говорить Корбану о работе, на которую он даже не собирался претендовать? Которая даже не существует?

Я отвечаю то же, что и в последний раз:

– Возможно, солгал не Уилл. Возможно, это был Корбан.

– В этом нет никакого смысла. Какая ему от этого выгода?

– Я не знаю. – Слова звучат резче, чем мне бы хотелось, поскольку этот разговор тянется уже пятнадцать минут. У меня нет ответов на его бесконечные вопросы. Я не знаю, не понимаю и не могу придумать, зачем кому-то из них понадобилось лгать.

От очередного раунда меня избавляет телефон Дэйва, сигнал которого возвещает, что мы прибыли к месту назначения. Дэйв притормаживает посреди улицы, показывая в окно с моей стороны.

Средняя школа Хэнкок представляет собой массивное сооружение из кирпича и бетона в Центральном районе Сиэтла, подвергшемся спорному процессу джентрификации. Тут налицо явное множественное расстройство личности – многоквартирные дома в одном квартале, громоздкие отреставрированные викторианские особняки в другом, заброшенные магазины в третьем. Мы паркуемся на улице перед главным входом и поднимаемся по цементным ступеням.

Как и любая другая школа в стране, Хэнкок должна реагировать на участившиеся случаи стрельбы и поножовщины ужесточением мер безопасности, особенно в таком районе, как этот. А это означает закрытые двери, камеру, жужжащую у нас над головами, и охранника в униформе, разглядывающего нас на мониторе. Я машу рукой, и он впускает нас.

– Чем могу помочь? – интересуется он, при этом оставаясь стоять, так чтобы мы видели, что он вооружен.

Я показываю ему карточку Лейк-Форест, на которой красуется эмблема школы и моя цветная фотография, прямо над указанием моей должности школьного психолога-консультанта. Лейк-Форест достаточно небольшая школа, и поэтому от сотрудников не требуется носить карточки при себе на территории кампуса, и я радуюсь, что всегда ношу свою в сумке.

– Меня зовут Айрис Гриффит, я преподаватель академии Лейк-Форест в Атланте, штат Джорджия. Я проверяю сведения об одном из ваших выпускников и надеялась взглянуть на вашу библиотеку. Полагаю, что в ней я смогу найти копии всех старых школьных альбомов?