Прайс на прекрасного принца - Людмила Ситникова Страница 25

Марк достал из кармана несколько фотографий:

– Взгляни.

Взяв снимок Клима, Яна равнодушно бросила:

– Зачем мне на него смотреть?

– Кого ты видишь?

– Марк, если тебе нечего делать, позвони своим дружкам и проваливай в клуб. Я не намерена заниматься ерундой.

– Это не ерунда. Разве Клим тебе никого не напоминает?

– Он напоминает моего старшего брата.

– А нос, лоб, подбородок?

– Что?

Германов тряхнул головой.

– Ну раскрой глаза, неужели не видишь сходства? – Протянув сестре снимок отца в молодости, Марк выдохнул: – Ну как?

Яна Альбертовна привстала:

– Папа был красивым.

– Я о другом. Клим – это же наш приемный отец в молодости. Одно лицо! Теперь посмотри на Еву.

Третья фотография оказалась в руках Германовой.

– У Евы были папины глаза. Заметь, я говорю, папины. Ничего от матери, зато сходство с отцом – потрясающее, – сказал Марк.

– Прекрати!

Собрав снимки, Марк протянул:

– Можешь считать меня сумасшедшим, но я практически не сомневаюсь, что мы – родные дети Альберта! Мать приемная, а он… наш отец – настоящий.

– Тебе известно, что скука способствует развитию нервных расстройств и психических заболеваний?

– При чем здесь скука?

– Ты изнываешь от безделья, поэтому тебе в голову лезут совершенно идиотские мысли. Вдумайся в свои слова. Они абсурдны.

– Недавно я посмотрел фильм, в котором герой с супругой усыновили мальчика.

– И?

– В конце выяснилось, что пацан – родной сын главного героя, родившийся на стороне. И я сразу вспомнил папу. Он был ходок со стажем. Забыла о его неприкрытых изменах? Что, если сюжет того фильма в точности повторяет нашу историю? Мы могли рождаться на стороне, после чего отец с матерю официально нас усыновляли. Мама, естественно, ни о чем не догадывалась…

Яна нахмурилась.

– Тогда где наши настоящие матери? С какой стати они с такой легкостью отдавали новорожденных в Дом малютки?

– Повторю твои слова о материальной независимости семьи профессора. План довольно простой. Некая протеже отца, узнав о своей беременности, сообщает эту безрадостную новость Германову. Воспитывать ребенка она не хочет, влачить жалкое существование матери-одиночки не есть хорошо. И тут наш папаша приходит на помощь. Организовав все таким образом, чтобы мать ничего не заподозрила, он усыновлял собственных отпрысков.

– Марк, мне неприятен этот разговор.

– Но ведь Клим с Евой очень на него похожи.

– Чего не скажешь о нас с тобой, – хохотнула Яна. – Или мы действительно приемыши?

– Не иронизируй.

– В любом случае, даже если на минутку предположить, что в твоих словах есть доля истины, какой смысл сейчас, по прошествии нескольких десятилетий, копаться в грязном белье родителя? К тебе плохо относились в детстве? Ты был обделен заботой, любовью, вниманием? Тебя били? Нет, Марик, родители в нас души не чаяли. А это главное. И, к слову сказать, тебя баловали больше остальных.

– Но, правда…

– Правда в том, что у нас были замечательные мать с отцом. Все! Никакой другой правды не было, нет и быть не может. Уясни это раз и навсегда.

Поднявшись с кровати, Германов прошелся по спальне и, остановившись у трюмо, тихо прошептал:

– А если все сказанное мной было на самом деле?

– И пусть. Меня это не колышет.

– Яна… а как же тогда твоя тайна?

Германова встрепенулась:

– Марик, какая тайна?

– Ева мне все рассказала. Месяц тому назад я был у нее дома. Она вернулась с тусовки немного подшофе. Дома еще коньячку хлопнула, ну и… короче, мне известно, что ты неровно дышишь к Юрке.

Яна Альбертовна начала задыхаться:

– О-ох…

– Янка, ты что? Тебе плохо? – Марк поднес к посиневшим губам сестры стакан апельсинового сока: – Выпей.

– Она… кто ей позволил? Ева… Боже!

Марик ехидно усмехнулся:

– Я до последнего не верил, думал, ты поднимешь меня на смех и выставишь за дверь. Теперь вижу, что… Твоя реакция – громче всяких слов. Ну и дела!

– Сядь! – приказала сестра.

Пока Марк устраивался на краю кровати, Яна судорожно вертела в руках книгу.

Что сказать брату? Как оправдаться перед Марком? Она себя выдала, не сумела себя проконтролировать, сохранить лицо.

Ну за что ей такое наказание? Она ни в чем не виновата. Видит Бог, Яна всего лишь жертва коварных обстоятельств.

Два года тому назад Германова впервые поймала себя на мысли, что смотрит на восемнадцатилетнего племянника не как на родственника, а как на мужчину. Данное открытие здорово напугало Яну. Ведь это ненормально, это извращение, и с ним необходимо бороться. Но как? Какими средствами?

Пару месяцев Германова ходила как в воду опущенная, она старалась не сталкиваться с Юрием в особняке. На студию Германова уезжала, когда племянник сладко посапывал у себя в комнате, домой возвращалась поздно вечером.

Справедливо полагая, что в скором времени наваждение пройдет, Яна Альбертовна с головой погрузилась в работу. Время шло, а наваждение усиливалось. Юрий занимал все ее мысли, перед глазами упорно стоял его образ: мужественное лицо, пронзительный взгляд, очаровательная улыбка.

Не в силах бороться с собой, Яночка обратилась за помощью к сестре. Ева прореагировала несколько холодно.

– А чего ты от меня ждешь? Совета? Извини, не знаю, что сказать. Ты увлеклась Юркой, потому что не имеешь мужика. Заведи любовника. Окунись в головокружительный романчик, и наваждение пройдет.

– Нет, Ева, не пройдет. Мне кажется… я его люблю.

– Да, тяжелый случай.

– Что делать?

– Во всяком случае, не причислять себя к извращенкам. Не забывай, Юрка – сын Клима, а Клим тебе не родной брат. В ваших жилах течет разная кровь. И, теоретически, между тобой и Юркой может быть нечто большее, чем родственные отношения.

– Ева! Прекрати! Он мой племянник.

– Только по документам. В действительно вы друг другу – никто.

– Спасибо за поддержку, сестра.

Несколько минут Ева молчала, потом проговорила:

– Попробуй обратиться к психологу. Они такие проблемы щелкают, как орешки.

– Стыдно.

– Или продолжай и дальше грезить Юркой. Глядишь, попадешь в психушку.

– Может, мне уехать?