Ад - Александра Маринина Страница 25

– А что Лелька? – непонимающе спросил сын.

– Она дома, ждет тебя, даже занятия прогуляла – такразнервничалась.

– Здорово! – обрадовался Коля. – Как хорошо,что она дома, я по ней за два дня соскучился. Тогда мы сделаем так: тыприходишь, сразу раздеваешься и ложишься, а мы с Лелькой готовим обед и ждем,когда ты отдохнешь, потом все вместе садимся за стол и долго-долго сидим иразговариваем… Нет, это плохая идея, из нас с Лелькой кулинары – как из дерьмапуля, а сегодня у нас должен быть замечательный обед, плавно переходящий вужин, и всего должно быть много, и все должно быть вкусно, и стол должен бытьнакрыт как на большой семейный праздник. Дядя Андрей, а вы не могли бы отпуститьс работы нашу Лариску? Она прошла у мамы хорошую школу и готовит простозамечательно. А, дядя Андрей?

– Хорошо, – усмехнулся сквозь плотно сомкнутыегубы Бегорский. – Приеду в контору и позвоню в КБ, чтобы ее отпустили.

– Отлично! Тогда мы…

Николай возбужденным голосом продолжал строить грандиозныепланы, а Любино сердце разрывалось на части. Одна часть, побольше, изо всех силхотела верить в то, что все это – правда, все так и есть на самом деле, и на ееплечах лежат руки нежного и любящего сына, который понимает, каково ей пришлосьза последние двое суток, и искренне хочет дать ей отдохнуть, а потом устроитьматери настоящий праздник, потому что нет ничего желаннее для любой матери, чемвидеть все свое семейство в сборе за общим столом. И хотя за этим столом небудет папы и Родислава, счастья это не уменьшит, потому что для матери детивсегда важнее мужа и отца, и если дети с ней рядом, довольны, спокойны издоровы – это и есть счастье, то самое настоящее счастье, о котором так многоговорят, пишут в умных книжках и снимают кино. Сегодня рядом с ней будут Коля,Леля и Лариса, за последние двенадцать лет тоже ставшая ее ребенком, которогоЛюба оберегала, воспитывала, лечила и учила. Да, мужа рядом не будет, но ведьон не ушел, не пропал, он в служебной командировке, да не где-нибудь в глухойдыре, а в Испании, в стране Веласкеса, Гойи, тореро и кастаньет. И осознаниетого, что у мужа тоже все в порядке, он успешно сделал карьеру и его дажепосылают в загранкомандировки, – это тоже счастье. И папы не будет за этимобщим праздничным столом, но ведь он есть, он жив, он полон сил и может сам засобой ухаживать, он достойно проживает свою спокойную старость, активноработает в совете ветеранов МВД, уже несколько лет являясь его председателем,ездит на собрания и совещания, выступает с докладами, руководит решением разныхнасущных вопросов, и, по большому счету, можно утверждать, что НиколайДмитриевич в полном порядке, и это тоже счастье. Любе так хотелось бытьсчастливой или хотя бы просто поверить в такую возможность, пусть всего нанесколько часов или даже минут!

Но другая, меньшая часть ее сердца сухим звуком метрономатвердила: Коля врет, он притворяется, он знает, какие слова ты хочешь услышать,и произносит именно их, чтобы подлизаться, подольститься, как он делал всю своюжизнь. Он сам разыграл историю с похищением, чтобы выманить у матери и еедрузей недостающие для выплаты долга деньги, он сам, своими руками, чуть несвел мать с ума и добавил ей седых прядей в волосах, он сам вверг собственныхродителей в пучину огромных финансовых обязательств, потому что, несмотря наслова Андрея «отдадите, если сможете», Люба собиралась сделать все возможное иневозможное, чтобы отдать эти двадцать пять тысяч зеленых американскихдолларов. Коля – превосходный артист, он разговаривал с ней сегодня утром потелефону слабым испуганным голосом, но на самом деле сидел в тепле и уюте,вкусно ел и сладко пил и от души посмеивался над доверчивой матерью, которуютак легко оказалось развести на бабки. И момент он выбрал точно – отца нет встране, и связаться с ним невозможно. И у Любы не было выхода, несмотря на точто она все понимала. Деньги надо было найти и отдать, независимо от того,настоящее это было похищение или инсценировка, потому что если Колькадействительно должен такую сумму, то долг сам собой не рассосется, он будеттолько расти, уж это-то Люба отчетливо понимала. И если не заплатить сейчас, точерез некоторое время вопрос встанет со всей остротой, и кредиторы похитят Колюуже по-настоящему, а то и, не приведи господь, убьют в назидание нерадивымдолжникам. Николай на самом деле не нежный и любящий сын, а вор и подонок, авсе его ласковые слова – не более чем очередной спектакль, один избесчисленного множества спектаклей, которые он разыгрывал на протяжении всей жизни.И все его слова о том, что они вместе с Лелей и Ларисой будут сидеть с мамой заодним столом и долго-долго разговаривать, – это тоже пустой звук. Не будету них никакого уютного семейного застолья, потому что не о чем имразговаривать. Колю интересуют только деньги, Лелю – английская поэзия, брат ссестрой давно уже не общаются, потому что не понимают друг друга, да и нестремятся понять. Леля считает, что ее старший брат бесцельно прожигает жизнь,шатаясь по кабакам и путаясь с разными девахами, Коля же называет сестренку«безмозглой мимозой», которая ничего не умеет, ничего в жизни не понимает ивянет от малейшего соприкосновения с грубыми реалиями. Что же касается Ларисы,то ей ни с Колей, ни с Лелей говорить не о чем. Она много работает, берет какие-топодработки, чтобы получить лишнюю копейку, заботится о заметно сдавшей и многоболеющей бабушке, мучается с пьяницей-отцом и не может поддерживать ниразговоры о ресторанах и бизнесе, ни рассуждения об английских поэтахдевятнадцатого века, стихи которых она никогда не слышала. Коля по-прежнемусчитает Ларису несмышленышем, маленькой глупой девчонкой, а Леля в глубине душиотносится к соседке высокомерно-снисходительно, хотя старается этого непроявлять и всегда встречает девушку с показным дружелюбием, примерно с такимже, с каким люди порой треплют по холке приблудного бездомного пса и кидают емукусок колбасы, прекрасно зная, что ни за что на свете не возьмут его,ободранного и блохастого, к себе домой и не оставят жить. А Люба? Ей есть о чемпоговорить со своими детьми? С Колей она давно уже только перекидывается паройслов: «привет», «пока, я пошел», «ты голоден?». Люба с удовольствием вникла быв дела сына и, возможно, смогла бы дать ему полезные финансовые рекомендации,но Николаша ничего не рассказывает и считает родителей безнадежно отсталыми иувязшими в никому не нужных устаревших моральных представлениях. Говорить сдочерью о поэзии Люба тоже не может, потому что ничего в ней не понимает, акроме поэзии Леля с удовольствием рассуждает только о жестокости инесправедливости мирового устройства, которые заставляют ее постоянно страдатьи испытывать острую душевную боль. На эту тему Люба могла бы разговаривать сЛелей часами, пытаясь разубедить девочку, утешить ее и что-то объяснить, ноЛеля не расположена обсуждать свои воззрения с матерью, она твердо укрепилась вних и не желает, чтобы ее разубеждали. Ей нужно страдание, она без него жить неможет, дышать не может, и никому она не позволит эту сладкую конфетку у себяотнять. Леля считает, что ее никто не понимает, ей удобно жить с этой мыслью,она дает возможность печалиться и переживать, и что же ей делать, если вдругокажется, что мать прекрасно все понимает? Из-за чего тогда страдать? Любаотчетливо сознавала, что дочь именно поэтому и избегает разговоров сродителями: не хочет, чтобы ее разубеждали, чтобы говорили о том, что жизньпрекрасна и устроена вполне разумно и справедливо. А вдруг они приведут такиеаргументы, против которых девушка не сумеет возразить? Тогда что же получится?Что вся ее печаль, ее грусть и страдание беспочвенны и она не имеет на нихникакого права? Нет, на это она пойти не может! Когда-то Любе казалось, что еедочь похожа на Тамару своей сосредоточенностью и готовностью часами сидеть вуголке и рисовать, читать или заниматься еще чем-то увлекательным. Теперь онаотчетливо видела, что нет в Леле ни Тамариной жесткости и стойкости, ни ееготовности бороться и идти вперед, чего бы это ни стоило.