Убийцы Мидаса - Питер Аспе Страница 25

Пеннинк был блестящим адвокатом. Если бы он начал дебаты с Моенсом, то положение мэра было бы незавидным.

– Уважаемые коллеги, – сказал он. – Я считаю, что мэр поступил правильно, решив попросить совета у полиции. Ведь тем самым он не вмешивает полицию в наши политические дела, и мы сами сможем принять решение.

Моенс облегченно вздохнул. Пеннинк неожиданно продемонстрировал свою лояльность. В сложившейся ситуации плохой мир был лучше доброй войны. Члены Христианской демократической партии поняли намек и принялись нервно покусывать губы.

– Мы любой ценой должны защитить туристический бизнес Брюгге, – предложил Моенс. Поддержка Пеннинка придала ему уверенности.

– А не слишком ли вы забегаете вперед, Пьер? – спросил Альберт Клейверк, консультант по культурным ценностям города. Он даже не счел нужным скрыть своего сарказма. Этот бородатый социалист в скором времени собирался подать в отставку и потому мог позволить себе любые высказывания против мэра.

На лице мэра Моенса не дрогнул ни один мускул. Но вся его уверенность в себе пропала в мгновение ока.

– Почему вы решили, что подобные инциденты должны в ближайшее время повториться? Ведь после взрыва памятника никто не предъявил городским властям никаких требований, – продолжал Альберт Клейверк.

– Может быть, все объясняется проще, без всякой политики: кто-то ненавидит поэзию Гвидо Гезелле, вот и решил расправиться с ним таким образом? – иронически улыбаясь, предположила Мари-Джин Дерик из сферы отчетов. Ей редко удавалось вставить слово во время обсуждений на подобных официальных встречах. Но уж если выпадала такая возможность, она ее не упускала. Как, например, сейчас. Однако никто не обратил на ее замечание никакого внимания.

– Я считаю, что мы слишком беспечно относимся к произошедшему, – проговорил Пеннинк. – Я не считаю, что взрыв памятника – дело рук вандалов. Они для своих целей используют баллончики с краской, а не взрывные устройства. Это больше похоже на экстремистов. А если это так, то единственной их целью является подрыв туристического бизнеса нашего города. Ведь туризм – единственная экономическая подпитка Брюгге. У нас нет крупных авиалиний, посольств или потока иммигрантов. Памятники – это ахиллесова пята Брюгге. Мы должны смотреть правде в глаза. Если, конечно, наш коллега Клейверк ничего от нас не скрывает. Быть может, он знает больше, чем говорит.

Эта речь Пеннинка вызвала среди присутствующих возгласы одобрения.

Клейверк сел на свое место и в задумчивости поскреб бороду.

– Через пару месяцев начнется туристический сезон, – напомнил Моенс. – Будем надеяться, что взрыв памятника – единичный случай. Если это так, еще не все потеряно. Но, в случае если мы имеем дело с экстремистами, они наверняка нанесут второй удар не позднее Пасхи.

– А какого числа Пасха в этом году? – спросил консультант Девильде.

И хотя его вопрос был совершенно неуместен, Моенс взглянул на календарь и ответил:

– 16 апреля.

Мэру не хотелось злить Девильде насмешливым или снисходительным ответом. А тот между тем вытащил из кармана свой собственный календарь, словно не поверил, что мэр сказал ему правду.

– Значит, мы должны охранять все памятники Брюгге, – с чувством собственного превосходства проговорил он.

Еще три месяца назад Девильде работал преподавателем в техническом колледже. У него был диплом механика. Своей политической карьере Девильде был обязан отцу, процветающему подрядчику. Иначе он бы никогда не попал в политику со своим дипломом механика.

– Вы сами-то хоть понимаете, о чем говорите? – усталым голосом спросил Пеннинк. – Это же просто невозможно. В Брюгге очень много памятников.

– Если всем служащим полиции повысить зарплату, эту проблему можно было бы решить, – насмешливо проговорил Клейверк.

– И еще мы можем создать отряды добровольцев. Многие жители Брюгге не откажутся нам помочь совершенно бесплатно, – с энтузиазмом подхватила Мари-Джин Дерик. Она улыбалась, словно робкая школьница. Даром что весила почти двести фунтов.

Пеннинк вздохнул.

– Моя идея кажется вам нелепой? Интересно, вы бы так же восприняли это предложение, если бы оно исходило от политика-мужчины? – спросила Мари-Джин Дерик, ужасно довольная собой.

Пеннинку до смерти надоел феминизм Мари-Джин, который она выставляла при каждом удобном и неудобном случае. Но он не стал возражать, а, напротив, добродушно улыбнулся ей, словно фараон, которому сообщили, что его пирамида достроена. Но Мари-Джин Дерик восприняла эту улыбку как насмешку над своим предложением. Она с независимым видом сложила руки на груди, как бы демонстрируя, что со своей позиции не сойдет.

– А если это не сработает, мы сможем обратиться к парашютистам, – язвительно заметила Сьюзен Девит, консультант из отдела социального обеспечения.

Сьюзен Девит и Мари-Джин Дерик терпеть не могли друг друга. Мари-Джин было пятьдесят пять лет. Она была ширококостной и обладала довольно невзрачной наружностью. Девит было тридцать два. Она выглядела очень элегантно, к тому же окончила факультет немецкой филологии. На выборах она набрала всего четыреста семьдесят шесть голосов и смогла занять эту должность только потому, что социалисты захотели видеть на этом месте женщину с незапятнанной репутацией.

– Леди и джентльмены, сейчас не время и не место для насмешек, – попытался призвать к порядку присутствующих Моенс.

Девит надменно улыбнулась, а Дерик закурила. Курить сейчас ей вовсе не хотелось. Она сделала это только для того, чтобы позлить эту сучку Девит. Все знали, что та не выносит табачного дыма.

– Как продвигается ваше расследование? – спросил Клейверк, чтобы направить беседу в более пристойное русло.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве не для этого мэр пригласил на эту встречу Ван-Ина и Картона? – сухо поинтересовался Марк Декот.

Марк Декот, советник по туризму, с самого начала заседания смотрел в одну точку и в задумчивости крутил в пальцах ручку. Теперь, прежде чем задать свой вопрос, он театральным жестом отложил ее в сторону.

Картон и Ван-Ин встали со своих мест. Все, кроме Девит, последовали примеру Дерик, и теперь комната была окутана плотным синим облаком табачного дыма, которое, словно утренний туман, скрывало их лица от двух полицейских. Члены заседаний часто курили. Поэтому дорогие люстры пожелтели от табачного дыма.

Ван-Ин терпеть не мог подобные мероприятия и надеялся, что сегодняшнее заседание скоро закончится. Политики напоминали ему маньяков. И те и другие убивали. Одни – людей, а другие – время.

По приглашению мэра Картон сел во главе стола. Ван-Ину пришлось устроиться позади него.

Моенс откашлялся, и все присутствующие смолкли.

– Комиссар Ван-Ин, глава специального отдела расследований Брюгге, сейчас расскажет нам о том, что ему удалось узнать по поводу взрыва памятника Гвидо Гезелле, – сообщил Моенс.