Старшие Арканы - Чарльз Вильямс Страница 25

Генри осекся, словно эта мысль встревожила его, и девушка,вспомнив, видимо, то же самое, произнесла:

— Не это ли имела в виду та женщина, которую мывстретили на дороге?

— Мне нет дела до того, что она имела в виду, —раздраженно ответил Генри. — Нас теперь не касаются ни она, ни кто-либоеще, кроме нас самих. Ни у кого, кроме нас, нет подлинного права рассуждать окартах или образах.

Он смотрел, как мрачнело ее лицо. Но вот она слегкаулыбнулась и негромко сказала:

— Расскажи мне побольше о картах.

— Карты были созданы вместе с образами, — сновазаговорил Генри. — Метка на уголке каждой из них — это точный оттиск,имеющийся на основании каждой золотой фигурки. Фигур семьдесят восемь; столькоже и печатей, и карт столько же. Изображения на папирусе в точности повторяютфигуры; это рисунки, сделанные с фигур. Здесь у нас единственный подлинныйкомплект, точно соответствующий оригиналу, и поэтому — единственный комплект,благодаря которому может быть прочитан танец. Танцоры все время перемещаются,но в каждый момент времени их положение друг относительно друга определено, икогда карты связаны с танцем, они располагаются в том же порядке. Взаимосвязьосуществляется через руки гадателя, а по тому, как ложатся карты, мы можемпрочесть судьбу того, кто их держит.

— А как же масти, ты говорил, они связаны состихиями? — спросила Нэнси. Генри кивнул.

— Правильно. Во внешнем мире они — возрастающая силачетырех стихий, имеющих соответствия в человеческом теле.

— А остальные? — продолжала расспрашиватьНэнси. — Старшие Арканы?

Он подошел к ней ближе и понизил голос, как будто не хотел,чтобы золотые танцоры знали, что он говорит о них.

— Это истины, — сказал он, — или факты,называй, как хочешь, принципы мышления, проявление совместного существования:Смерть и Любовь, некоторые Добродетели и Размышление, Милостивое СолнцеМудрости, и так далее. Ты должна их увидеть, словами этого не передать.

— А Дьявол — он действительно дьявол?

— Это бессмысленная ненависть и злоба, которая живет вкаждом из нас.

— А Жонглер — если он и вправду жонглер?

— Это начало всех вещей — проявление, неустойчивостьравновесия, взлет и падение. Это способ, с помощью которого Он, кем бы он нибыл, формирует начало и ход самого танца.

— Значит, это Бог? — спросила Нэнси, тоже переходяна шепот.

Генри нетерпеливо шевельнулся.

— Что мы можем знать? Дело же не в словах. Бог, илибоги, или не боги вообще — они существуют и могут быть выражены в такой форме.Если хочешь, называй это Богом, но лучше называть его Жонглером и не иметь приэтом в виду ни Бога, ни Его отсутствие.

— А Шут? — помедлив, спросила она.

— Шут — это то, что не движется, больше мне о немнечего сказать, — мрачно отозвался Генри. — Предания, устные иписьменные, говорят обо всех танцорах, кроме Шута; о нем молчат и тайныеучения, и предсказатели. Я так и не смог выяснить, чем он может быть.

— Однако тетя Сибил видела, как он движется, сказалаона.

— Потом сама у нее спросишь, — сказалГенри. — Сейчас еще не время. Ну вот, я рассказал тебе все, что мог;дальше придется поработать твоему воображению. Когда тебе откроется смысл,тогда посмотрим, сможем ли мы при помощи Таро найти свой путь в те края,которые лежат за туманом. А сейчас я хочу показать тебе кое-что еще. Подождиминуту.

Он помедлил в раздумье, потом направился к противоположнойстене, скрытой драпировками, и исчез за ними. Послышался стук, словно открылиокно, и Генри тут же вернулся.

— Если ты посмотришь на эту комнату снаружи, сообщилон, — то увидишь, что в ней четыре окна. Я открыл восточное. А теперьсмотри.

Он подошел к дальней части стола (ее можно было бы назватьвосточной) и, пошарив рукой под ним, выдвинул дополнительную столешницу.Шириной она была около трех футов, и теперь стол почти касался занавесей. Назолотой поверхности Нэнси заметила какие-то знаки, напоминавшие очертанияматериков на карте мира.

Укрепив эту часть стола дополнительной ножкой, Генри началраскладывать карты. Старшие Арканы он положил на самом краю по порядку номеров,но начал не с первой, а со второй карты — Императрицы, и дошел до двадцатой —Страшного Суда с изображением Руки, выступившей из тумана. Огромная рукаразбивала саркофаг, чтобы дать возможность подняться скелету, лежавшему в нем.Рядом Генри положил карту с номером 21 — Мир. На ней гибкая женская фигураподнималась в лучах света к ясному синему небу, оставив под ногами луну, солнцеи звезды.

Первую карту с Жонглером, подбрасывающим в воздух маленькиешары, он поместил почти в центре; двенадцатую карту с изображением Колесафортуны прислонил к краю стола и спрятал под ней Шута. Потом точными и ловкимидвижениями распределил остальные карты. Четыре масти разложил слева направо,сначала монеты, потом чаши, жезлы и мечи. Отделив от каждой масти короля,королеву, рыцаря и пажа, он частично перекрыл ими Старшие Арканы. Перед ними,тоже слегка перекрывая их, легли десятки, девятки, восьмерки и семерки, затем,в том же порядке шестерки, пятерки и четверки, затем — тройки и двойки; а передними — тузы каждой масти, так что вся колода Таро лежала, изгибаясь по дуге,вдоль стола, указывая в сторону открытого окна за занавесями.

Покончив с этим, он отступил к Нэнси, обнял ее и сказал:

— Смотри на занавеси.

Она подчинилась, но время от времени взгляд девушкивозвращался к картам на краю стола. Скоро она заметила изменения в рисункетанца: Жонглер явно приближался к «своей» карте. Ей казалось, что он бежиточень быстро, при этом в воздухе вокруг него кружились не меньше двух дюжиншаров. Жонглер топнул по своей карте, и она соскользнула с места. Ее падениепотревожило Колесо Фортуны, и тут же все карты пришли в движение, скользяповерх друг друга, подныривая под соседние. Нэнси смотрела как зачарованная,пока Генри не прошептал ей в самое ухо: «Занавеси!».

Она подняла глаза и в первый момент вместо занавесей увиделалишь золотой туман, знакомый по предыдущей ночи. Но он уже клубился,рассеивался, таял в ночной глубине. Поначалу она решила, что занавеси исчезли,и перед ней — открытое окно, но тут же усомнилась, поскольку не заметила однойпростой вещи — оконной рамы. Темные драпировки просто терялись в темноте. Нэнсивгляделась, и так же как накануне в тумане перед ней разворачиваласьсобственная судьба, так теперь пришли в движение куда более серьезные вещи.Фигурки двигались, двигались карты, и во тьме начинало возникать далекоевидение. Зеленоватое сияние развернулось перед ней; на миг Нэнси показалось,что она слышит шум морских волн. Сквозь зеленовато-синий туман стала проступатьбереговая черта, и наконец она увидела волны.