Ракетная рапсодия - Семен Лопато Страница 25

— Ну да, это я видел у соседей. «Сереженька, пожалуйста, еще два ведерка земли и два ведерка перегною». И Сереженька, в тренировочных штанах на лямках и в сандалиях на босу ногу, радостно трусит за ведерками.

— Ну и что? Это жизнь. Это делают все и не видят в этом подвига. И не видят унижения. И мне стыдно и неловко объяснять тебе, здоровому, сильному мужчине, что ты мог бы делать то же самое.

— Послушай, я же все делал, когда ее строили. Я корчевал лебедкой пни, я перетаскал из общей кучи сотню тачек кирпича, я бетонировал фундамент. Но сейчас все закончили, слава богу все стоит, зачем я там нужен?

— Знаешь, насчет того, что ты там делал, давай не будем говорить. Тем более что ты там был несколько раз, а все делал мой папа, которому скоро шестьдесят лет. И сейчас от тебя требуется только одно — иногда приезжать и помогать, когда моим родителям уже невмоготу. И больше я тебя ни о чем не прошу.

— Ну я же сказал, я поеду.

— Ты сказал, но ты сказал это с таким лицом, что… Ты не видел себя, когда это говорил. Хотелось все бросить и удавиться.

— Знаешь, это напоминает мою маму. В детстве она заставляла меня заниматься музыкой. Я был послушным сыном, я подчинялся. Но ей этого было мало, ей еще нужно было, чтобы я делал это со счастливым лицом. И когда это не получалось, она страшно обижалась и требовала клятв, что я делаю это с удовольствием.

— Я не прошу у тебя клятв. Я просто хочу, чтоб ты иногда чувствовал, что у тебя есть семья. И знаешь, я сама хотела бы это чувствовать.

— Послушай, ну в чем я виноват? И с этой дачей… Я что, не даю на нее деньги?

— Да, ты даешь деньги. И ты делаешь мне подарки. И мне это приятно, и я это ценю. Но семья — это другое. Это когда люди все делают вместе.

— Мы тоже кое-что делаем вместе…

— По-моему, это единственное, что мы делаем вместе. И это единственное, ради чего ты обо мне вспоминаешь.

— Лучше не вспоминать?

— Не передергивай, не надо так говорить. Просто мне обидно, что я тебе нужна только для этого. И мне хотелось бы чувствовать твою ласку и внимание не только в постели.

— Доживем до пенсии, почувствуешь.

— Я не шучу.

— Я тоже. Я не понимаю, где же еще можно чувствовать ласку и внимание.

— Вот очень жаль, что ты этого не понимаешь.

— Ну понятно. Ласка и внимание — это вскопать пять соток огорода. После этого, очевидно, секс будет особенно волнующим.

— Это бесполезный разговор.

— Я вижу.

Сергей тоскливо посмотрел в окно.

— Слушай, а может, нанять кого-нибудь? Любые деньги плачу.

— Ты что, батраков хочешь найти? Ну попробуй. Я не знаю, где их взять можно.

— А может, Сереженьку нанять, раз такое дело? Ему, наверно, все равно, куда перегной таскать.

— Между прочим, Сергей Петрович очень хороший человек. И всегда помогает.

— Ну вот, пусть он это и сделает. И со счастливым выражением лица. Как раз как ты хотела.

— Это не я хотела. Это хотела твоя мама, когда ты занимался музыкой. Ты это сам только что говорил. Ты что, не помнишь?

— А… — Сергей махнул рукой. — Один хрен — бабье…

Жена, неожиданно прыснув, потянулась к нему.

— Я с тобой повешусь когда-нибудь…

Сергей привычно обнял ее.

— Так, значит, в воскресенье ты поедешь?

— Поеду, я же сказал.

— Ну хорошо. Только веди себя прилично с соседями. С Евгением Дмитриевичем особенно. А то он с прошлого раза меня все расспрашивает, когда ты наконец приедешь. Все насчет удобрений с тобой посоветоваться норовит.

Сергей усмехнулся. В последний свой приезд прошлым летом, осатанев от окружающей обстановки, он, зайдя вместе с женой с визитом вежливости к соседям, пожилой супружеской чете, стал изображать из себя знатока и любителя сельского хозяйства, разразившись за столом монологом о проращивании семян и прореживании рассады, почерпнутым из случайно увиденной накануне телевизионной передачи. Выйдя затем с хозяевами в сад, он долго мял между пальцами комочки земли и рассуждал о семенах и подвязывании кустарников, произведя сильнейшее впечатление на ничего не подозревающих старичков и игнорируя негодующие жесты жены, втихую дергавшей его за штаны.

Почувствовав, что жена смягчилась, он подтолкнул ее к кровати. Она не противилась. Женский организм устроен замысловато, но если один раз в нем разобраться, более он не дает осечек. Привычно пройдя по проторенному пути, он дождался, пока она дважды кончила, кончил сам, поцеловал ее и, перемолвившись несколькими ласковыми словами и пожелав ей спокойной ночи, отвернулся к стенке. Они спали врозь, каждый под своим одеялом. Спать в обнимку она не любила.