Турецкий гамбит - Борис Акунин Страница 24

— Прошу, — поклонился Лукан, и Варя, поневолезаинтригованная, села на пружинящее сиденье.

— Куда это мы? — спросила она. — В офицерскуюкантину?

Румын лишь таинственно улыбнулся, словно собирался умчатьспутницу по меньшей мере в тридевятое царство.

Полковник вообще в последнее время вел себя загадочно. Онпо-прежнему ночи напролет просиживал за картами, но если в первые днизлополучного знакомства с Зуровым вид имел затравленный и несчастный, то теперьсовершенно оправился и, хотя продолжал спускать немалые суммы, ничуть не падалдухом.

— Что вчерашняя игра? — спросила Варя,приглядываясь к коричневым кругам под глазами Лукана.

— Фортуна ко мне наконец повернулась, — просиялон. — Везенью вашего Зурова конец. Известно ли вам о законе больших чисел?Если день за днем ставить крупные суммы, то рано или поздно непременноотыграешься.

Насколько помнила Варя, Петя излагал ей эту теорию несколькоиначе, но не спорить же.

— На стороне графа слепая удача, а за мной —математический расчет и огромное состояние. Вот, взгляните-ка. — Оноттопырил мизинец. — Отыграл свой фамильный перстень. Индийский алмаз,одиннадцать каратов. Вывезен предком из крестового похода.

— Разве румыны участвовали в крестовых походах? —опрометчиво удивилась Варя и прослушала целую лекцию о родословной полковника,которая, оказывается, восходила к римскому легату Лукану Маврицию Туллу.

Тем временем коляска выехала за пределы лагеря иостановилась в тенистой роще. Под старым дубом белел накрытый крахмальнойскатертью стол, а на нем стояло столько всякого вкусного, что Варя моментальнопроголодалась. Здесь были и французские сыры, и фрукты, и копченая лососина, ирозовая ветчина, и пурпурные раки, а в серебряном ведерке уютно пристроиласьбутылка лафита.

Все-таки и за Луканом следовало признать определенныедостоинства.

Когда подняли первый бокал, вдали глухо зарокотало, и у Варисжалось сердце. Как она могла до такой степени отвлечься! Это начался штурм.Там сейчас падают убитые, стонут раненые, а она…

Виновато отодвинув вазу с ранним изумрудным виноградом, Варясказала:

— Господи, хоть бы все у них прошло по плану.

Полковник выпил залпом, сразу же налил еще. Заметил, жуя:

— План, конечно, хорош. Как личный представитель еговысочества ознакомлен и даже в некотором роде участвовал в составлении.Особенно остроумен обходной маневр под прикрытием гряды холмов. КолонныШаховского и Вельяминова выходят на Плевну с востока. Небольшой отряд Соболевас юга отвлекает на себя внимание Осман-паши. На бумаге выглядит красиво. —Лукан осушил бокал. — Но война, мадемуазель Варвара, это не бумага. Иничегошеньки у ваших компатриотов не выйдет.

— Но почему? — ахнула Варя.

Усмехнувшись, полковник постучал себя пальцем по виску.

— Я стратег, мадемуазель, и гляжу дальше вашихгенштабистов. Здесь (он кивнул на свой планшет) копия моего рапорта, еще вчераотправленного князю Карлу. Я предсказываю русским полное фиаско и уверен, чтоего высочество оценит мою прозорливость по достоинству. Ваши полководцы слишкомспесивы и самоуверенны, они переоценивают своих солдат и недооценивают турок. Атакже и нас, румынских союзников. Ничего, после сегодняшнего урока царь сампопросит нас о помощи, вот увидите.

Полковник отломил изрядный кусок рокфора, а у Вари вконециспортилось настроение.

Черные предсказания Лукана оказались верны.

Вечером Варя и Фандорин стояли у обочины Плевненской дороги,а мимо нескончаемой вереницей следовали повозки с ранеными. Подсчет потерь ещене закончился, но в госпитале сказали, что из строя убыло никак не менее семитысяч. Говорили, что отличился Соболев, оттянувший на себя турецкую контратаку— если б не его казаки, разгром был бы во сто крат горше. Еще поражалисьтурецким артиллеристам, которые продемонстрировали сатанинскую меткость ирасстреляли колонны еще на подходе, прежде чем батальоны успели развернутьсядля атаки.

Варя все это пересказывала Эрасту Петровичу, а тот молчал —то ли и сам все знал, то ли пребывал в потрясении — не поймешь.

Колонна застряла — у одной из повозок отлетело колесо. Варя,старавшаяся поменьше смотреть на покалеченных, взглянула на охромевшую телегупопристальней и ойкнула — лицо раненого офицера, смутно белевшее в светлыхлетних сумерках, показалось знакомым. Она подошла поближе — и точно: это былполковник Саблин, один из клубных завсегдатаев. Он лежал без сознания, закрытыйокровавленной шинелью. Его тело выглядело странно коротким.

— Знакомый? — спросил сопровождавший полковникафельдшер. — Ноги снарядом по самое никуда оторвало. Не повезло-с.

Варя попятилась назад, к Фандорину, и судорожнозавсхлипывала.

Плакала долго, потом слезы высохли, потом стало прохладно, араненых все везли и везли.

— Вот в клубе Лукана за дурака держат, а он поумнееКриденера оказался, — сказала Варя, потому что молчать больше не было сил.

Фандорин посмотрел вопросительно, и она пояснила:

— Он мне еще утром сказал, что из штурма ничего невыйдет. Мол, диспозиция хороша, а полководцы плохи. И солдаты тоже не очень…

— Он так сказал? — переспросил ЭрастПетрович. — Ах, вот оно что. Это меняет…

И не договорил, сдвинул брови.

— Что меняет?

Молчание.

— Что меняет? А?

Варя начала злиться.

— Дурацкая манера! Сказать «а» и не говорить «б»! Чтоэто такое, в конце концов?

Ей ужасно хотелось схватить титулярного советника за плечи икак следует потрясти. Надутый, невоспитанный молокосос! Изображает из себяиндейского вождя Чингачгука.

— Это, Варвара Андреевна, измена, — внезапноразомкнул уста Эраст Петрович.

— Измена? Какая измена?

— А вот это мы выясним. Итак. — Фандорин потерлоб, — Полковник Лукан, не самого большого ума мужчина, один из всехпредсказывает русской армии поражение. Это раз. С диспозицией он был ознакомлени даже как представитель князя Карла получил копию. Это два. Успех операциизависел от скрытного маневра под прикрытием холмов. Это три. Наши колонны былирасстреляны турецкой артиллерией по квадратам, вне прямой видимости. Эточетыре. Вывод?

— Турки заранее знали, когда и куда стрелять, —прошептала Варя.