Тихий Дон Кихот - Дмитрий Вересов Страница 24

Я бы тебя тут же на свежем воздухе задушил. А ты даже не успела бы всю свою жизнь быстро прокрутить от хохота…

Корнилов заговорил про ревность, и Аня вспомнила слова мужа, сказанные в машине по дороге из монастыря про его ревность к Перейкину, вообще, к празднику жизни. Но Перейкин убит…

– Так резко нельзя останавливаться, – попенял ей супруг. – Надо еще чуть-чуть похрюкать, посопеть, а уж потом мрачнеть.

– Я где-то слышала, что у Шекспира в ремарках не сказано, что Отелло Дездемону душил, – сказала Аня, выжимая из себя остатки улыбки. – Там дано самое общее указание – «убивает».

– Не может быть! – пафосно воскликнул Корнилов, принимая на плечо деревянную оленью тушу.

– Просто какому-то режиссеру пришла в голову мысль, что очень красиво смотрятся черные пальцы на тонкой белой коже.

– Даже с задних рядов это хорошо видно и по черно-белому телевизору тоже, – согласился Корнилов. – Если бы она была негритянкой, а он белым, это тоже смотрелось бы неплохо.

Он опустил свою ношу перед дверью сарая, который прямо на глазах из подсобного помещения превратился в додзе.

– Пары мешков, наверное, хватит, макиварку, чучело… Ань, я думаю, рога надо оставить…

Аня не могла себе представить, что для оборудования спортивного зала, или, как называл его Корнилов, додзе, годится все на свете. С удивлением она наблюдала, как полный энтузиазма Михаил тащит туда старые автомобильные покрышки, кусок резинового шланга, бревно, веревки, палки. Мусора на своем участке не хватило, и он расширил границы поиска до Выборгского шоссе и железной дороги.

– Старая сковородка тебе не сгодится? – спросила Аня, припомнив самое традиционное кухонное оружие. – Тефлоновая, с красным кружочком посередине для точности…

– Покажи, – попросил Корнилов. – Наверное, нет. Тефлон весь уже спекся.

– Удивительно!

– О, если бы ты знала, из какого сора рождаются тренажеры.

– Вот я и удивляюсь, что сковорода тебе не нужна.

– В сковороде слишком сильно присутствует женское начало инь, – сказал Михаил задумчиво. – А потом в ней есть намек на первый блин, который всегда комом… Мне бы, Аня, какой-нибудь старый комбинезон с капюшоном и тряпок килограммов десять.

– Это для чего?

– Для борцовского чучела.

– Предположим, есть у меня старенький, еще школьный. Я в нем нормы ГТО на лыжах сдавала. Если бы ты знал, как я ненавижу лыжи! И эти дурацкие палки, которые надо за собой тащить. Еще когда лыжня есть, катиться можно. Так нас физрук все учил коньковому ходу. А я, честно говоря, на коньках еще хуже, чем на лыжах. Как этот гад надо мной измывался! Хоть бы районо придумало тесты на проверку садистских наклонностей у преподавателей физкультуры. До сих пор я ненавижу его лампасы и «петушка» с кисточкой… Ты меня не разлюбишь, Медвежонок, если узнаешь, что я по лыжам была самая худшая в классе? Даже толстухи мне на лыжи наступали и кричали: «Лыжню!» Давай лучше сделаем чучело лыжника, обольем его бензином и подожжем!

– Тащи его сюда, – сам Корнилов загорелся этой идеей. – Как звали твоего лыжника? Александр Сергеевич? Под Пушкина работал? Ничего, ничего. Не такие у нас горели. Жанна д’Арк, Эсмеральда….

– Джордано Бруно, Ян Гус, – Аня дополнила ряд мучеников мужскими именами.

– Мы ему сейчас организуем «горящую» путевку на небо! Что же ты медлишь, сестра-инквизиторша? Бензин и огонь – наши, жертва – ваша. Лыжи старенькие у нас есть… Лыжи бы и для макивары сгодились… Да ладно! Для святого дела ничего не жалко. Мой физкультурник был хоть не сволочью, но кретином еще тем… Отрекаешься ли ты от «козла», секундомера, лыжной мази и гимнастической палки, чучело? А вот и великая инквизиторша, бывшая последняя лыжница, бежит. Последние лыжники будут первыми, первые же физкультурники да будут последними. Аминь…

Аня вынесла на улицу голубой комбинезон с белой, искусственной опушкой.

– Молния, правда, сломана, – сказала она, отчего-то смущаясь, и протянула его мужу. – За тряпками бежать?

– Зачем? – не понял Корнилов.

– Сам же придумал чучело набивать.

– Погоди…

Аня с удивлением смотрела на Корнилова, который держал ее голубой, старенький комбинезон, как ребенка, не в руках, а на руках. Ей показалось, что руки его дрогнули, будто он хотел поднести китайский ширпотреб к лицу, но сдержался.

– Что с тобой?

Она попыталась заглянуть Михаилу в глаза, но он, хоть и был намного выше ее ростом, умудрился их отвести.

– Знаешь что, – сказал Корнилов, наконец, – отнеси-ка ты его назад. Не надо его сжигать и выбрасывать его не смей.

– Это почему же? Мой комбинезон, что хочу с ним, то и делаю, – заупрямилась Аня.

– Прошу тебя, не трогай его. Я так ясно представил, как ты идешь в этом комбинезончике по снегу, едва переставляя лыжи и волоча за собой палки, как тебя обгоняют дикие школьники. Как злорадствует самый гадкий из всех Александров Сергеевичей, какие он шуточки отпускает в твой адрес… Мне кажется, что и тогда я тебя любил, на этой лыжне, помогал тебе дышать, поддерживал. Наверное, в тот зимний день я что-то такое почувствовал, не понял ничего и удивился. А это была уже любовь к далекой девочке, ковыляющей на лыжах и падающей в снег…

Корнилов прижал Аню к себе. Между ними повис голубой комбинезон с белыми опушками.

– Не так уж плохо я и ходила на лыжах, – возразила Аня. – Просто класс у нас был очень спортивный. Бугаи одни. Только вот физрук был очень злобный. Физрук де Сад…

– Ты еще не видела злобных тренеров, – успокоил ее Михаил. – Вот оборудую я зал, соберу на тренировку своих коллег по ментовскому цеху, тогда ты поймешь, что ваш Александр Сергеевич был ангелом по сравнению со мной. Я им устрою проверку кондзё, прыжок в иное психологическое состояние!

– А мне можно будет понаблюдать за вашей тренировкой?

– Если только ты сумеешь прокрасться и оставаться незамеченной. – Корнилов был очень серьезен. – Но как только я тебя обнаружу, пеняй на себя.

– Синяя Борода…

В субботу впервые усадьба Корниловых принимала столько гостей и столько машин, и впервые Сажик показал себя настоящим черным терьером. Когда первая «девятка» въехала в ворота, он только наблюдал за ней. Когда же она остановилась за дубом, дверь приоткрылась, и чужая нога вступила на родную землю, Сажик без лая, но с низким клекотом бросился на гостя. Тот едва успел захлопнуть дверь перед самой клыкастой мордой.

– Миш, это тоже тренировка? – спросил молодой коротко стриженый парень, опуская стекло.

Сажика пришлось запереть в одной из пустых комнат с двумя косточками: настоящей и игрушечной. А машины все подъезжали, совершали круг почета вокруг старого дуба и парковались на воображаемой Аниной грядке.

– Что же ты не предупредил? – сокрушалась хозяйка. – Чем я накормлю столько гостей? Это же…